Тут Софья Ивановна не права, объяснить не трудно, к примеру,
играл в карты в ночном клубе. Это покойный супруг Софьи Ивановны не рискнул бы
явиться в такую пору, а Кондаревскому в самый раз. По словам все того же
Кондаревского, он в это время играл в карты в компании друзей, причем играл
довольно долго, примерно с половины второго ночи и до половины шестого утра.
Теперь его слова вызывают сомнения.
Впрочем, я ему и раньше не верила.
Проститутка погибла около четырех, а примерно через час он
уже был здесь. По неведомой причине оставил машину в гараже, а вот на следующую
ночь появляется опять здесь насквозь промокшим и вновь на машине. Значит, в
промежутке между двумя посещениями было еще и третье. Хотя он мог действительно
явиться с девицей из того же ночного клуба и потом отправить ее на такси. А скрыл
этот факт по той причине, что свидетельства друзей, людей добропорядочных,
предпочел показаниям девицы сомнительного поведения. Однако две девицы за ночь,
это все же слишком. Я склонна думать, что приехал он с Елизаровой, живой или
уже мертвой. Если Софья Ивановна не путает со временем, то мертвой. Он
оставляет ее в доме, а следующей ночью пытается избавиться от тела, оттого и
брюки у него мокрые. Бомж рассказывал, что тот самый неведомый дядя плакал,
когда тело из воды тащил.
Может, конечно, от жалости к загубленной жизни, но я склонна
думать, что от досады, хотя и от жалости тоже, но от жалости к себе, потому что
на мелководье труп тонуть никак не хотел.
– Софья Ивановна, вам обо всем этом придется рассказать
следователю. И Вере Игнатьевне тоже. Но только следователю, остальным об этом
пока лучше не знать.
– Что ж... и расскажу. Что видела, то и скажу... Оля, а
чего хоть случилось?
– Вы, наверное, слышали, недалеко от Никитского моста
нашли труп проститутки. Последним, кто ее видел живой, был Кондаревский. Он
утверждает, что до половины шестого утра был с друзьями, но если вы видели его
машину... Это серьезно усложняет его положение.
– Вот бесстыдник-то, – вздохнула Софья
Ивановна. – Его-то не жалко, а вот Людмиле Сергеевне каково, и так
здоровья нет. Оля, я, конечно, в таких делах мало что смыслю, но... неужто он
мог ту девушку... Непохоже на него совсем. Пакостный – это да и весь скользкий
какой-то. Бабник. Жадный. За бутылку водки восемьсот рублей отдаст, глазом не
моргнет, а мне каждый час высчитывает и все норовит заплатить поменьше. Дрянной
человек. Но убить... Не с ума же он сошел?
– Вот это мы и выясним, – вздохнула я и
отправилась к Вешнякову.
Артем несся по коридору со скоростью легковушки и с
затуманенным взором. Он пытался пробежать мимо, но я ухватила его за локоть.
– Ты? – нахмурился он. – Случилось
что-нибудь?
– Конечно, – самодовольно ответила я, но он
среагировал совсем не так, как я ожидала.
– Тогда пошли в кабинет.
– От кого ты летел, точно угорелый?
– От начальства, вестимо. Совершенно озверело и никаких
оправданий не слушает. Тебе хорошо, сама по себе...
– Уже нет.
Артем притормозил, настороженно взглянул на меня и спросил:
– Неужто?..
– Точно, – вздохнула я.
– Ну и что? Поздравить или как?
– Лучше не торопись.
– Ага. И теперь мы под твоим пристальным оком, то есть
под чутким руководством...
– Помечтай, – хмыкнула я.
– А подполковника?
– Подполковника получишь. Задолбал уже, придется
расстараться.
Он беспечно засмеялся и обнял меня за плечи, пользуясь тем,
что мы вошли в его кабинет, то есть скрылись с глаз общественности.
– Ну, рассказывай, – буркнул Артем, устраиваясь на
диване с потрескавшейся обивкой, я пристроилась рядом. – Накопала что-то,
по глазам вижу, – не унимался он.
– Кое-что наклевывается, – кивнула я и
подробнейшим образом поведала ему о своих изысканиях.
– Значит, алиби дохлое, – вздохнул Артем. Особой
радости в его голосе не чувствовалось. – Но ведь его дружки подтвердили...
С ума они сошли, что ли, ведь это подсудное дело...
– Должно быть, он их очень попросил, – пожала я
плечами.
– Не смеши, – отмахнулся Артем. – Они же не
дети. «Коля, скажи маме, что я с тобой на рыбалку ходил», – пискляво
произнес он скороговоркой. – Тут люди серьезные и одной просьбы приятеля,
с которым в карты играешь, явно маловато.
– Значит, связывают их не только карты, –
усмехнулась я.
– А что?
– Откуда мне знать? Вот ты и выясни.
– Ага... обязательно. А что с трупами? –
совершенно серьезно спросил он. Я моргнула от неожиданности и даже не нашлась,
что ответить, но длилось это не долго.
– А что с ними? – съязвила я.
– Значит, у тебя тоже пусто, – вздохнул он с таким
отчаянием, что пробудил во мне давно забытые чувства: жалость и
сострадание. – Говорю, начальство озверело. А у нас голяк. Абсолютный.
Ищем Сашу с Валерой на «Жигулях».
– Ты лучше Вадима поспрашивай, того, что начальником
охраны у моста служит.
– А я что делал, по-твоему? У меня самого от расспросов
башка пухнет, и хоть бы на миллиметр продвинулись. Говорят, ты умная. Давай
идею.
– Врут.
– Все равно давай, надо как-то с мертвой точки
сдвинуться.
– Елизарова не случайно вблизи моста оказалась, там,
где отирались два подозрительных типа: один со стройки, а другой из ночного
клуба. Кстати, из того самого, где якобы играл в карты Кондаревский. Алиби-то
липовое...
– Хочешь сказать, парни поехали к мосту, чтобы
избавиться от трупа?
– Хочу.
– Вилами на воде.
– А ты от меня чего ждал? Протоколов с признаниями?
– Да не в этом дело... – поморщился Артем. –
Мужики все богатые, я имею в виду его приятелей. Это ж сколько он им должен
отвалить? Нормальный человек и за большие деньги на такое не подпишется, а
здесь своих денег куры не клюют.
– Значит, было что-то помимо денег.
– Все-таки трудно в это поверить. Они же понимали, что
мы будем проверять...
