– По моим сведениям, Кондаревский сидит в клубе чуть ли
не каждую ночь. С уверенностью никто из персонала через неделю не ответит, был
он там тринадцатого или нет. А друзья охотно подтвердили в силу разных
соображений: был. Если нажмешь на них, уверенности в них поубавится. Возможно,
даже выяснится, что они что-то напутали. Такое случается сплошь и рядом.
Кстати, Кондаревского с дружками зачем-то фотографировал Александров.
– Вот только Александрова мне и не хватает, –
невежливо перебил Артем. – Не до него сейчас, понимаешь?
– А если это как-то связано? – не унималась я.
– Как связано? Пузырьком с но-шпой? Не смеши, ради
Христа. Знаешь, сколько людей в стране ежедневно принимают эту самую но-шпу?
– Некие граждане, – напомнила я, –
подтверждают алиби Кондаревского, и они же запечатлены на пленке, которую
искали у Александрова. Его предполагаемый убийца принимал но-шпу и один из
парней, которые увезли Юлю...
– Все я помню, – вздохнул Артем. – Но хоть
убей не могу понять, с какой стати ты связываешь смерть проститутки с теми
тремя трупами. Если б одни бабы, куда ни шло, но...
– Вот когда как следует прижмешь Кондаревского, то
очень может быть сможешь узнать, почему бабы не одни, а в компании, –
разозлилась я.
* * *
Следующий день не принес ничего нового, хотя я усердно
обивала чужие пороги. К вечеру объявился Дед и на манер Вешнякова спросил:
– Что там с убийствами?
«Как будто ему ежедневно не докладывали».
– Работаем, – лаконично ответила я.
– Работнички, – фыркнул Дед. Я ожидала услышать
нечто нелицеприятное в свой адрес, раз уж я вновь на боевом посту, но Дед
неожиданно замолчал, вздохнул, посмотрел на меня с печалью и произнес:
– Нельзя, чтобы дело осталось нераскрытым. Представь,
какое мнение об области и нашей работе в целом... Почему до сих пор никого не
арестовали?
– Прикажешь людей на улице хватать? – все-таки
съязвила я. – Каждого третьего?
Дед поморщился:
– Ты же поняла, что я имею в виду. Неужели ни одного
подозреваемого?
– Кое-что вырисовывается. Но до ареста пока далековато.
Против обыкновения, Дед ничего выспрашивать не стал и
вскоре, к моему величайшему облегчению, отбыл.
Наутро я позвонила Вешнякову. Он был очень занят и говорить
со мной не пожелал. Ближе к обеду позвонил сам.
– Чем порадуешь? – бодро осведомилась я.
– Дулей с маслом.
– Неужто пустышку тянем?
– Кондаревский утверждает, что в ночь убийства был в
клубе, машину оставил на стоянке напротив. Стоянка не охраняемая, хотя швейцар
приглядывает за машинами, если сигнализация включается. А так как стоянка не
охраняемая, то и документации никакой. Не проверишь. Руслан Сергеевич очень
сомневается, что его машину могли видеть возле коттеджа, потому что он там не
был с двадцать пятого августа, когда в последний раз привозил туда покупателей.
Когда я начал настаивать, сказал, что если не привиделось, то, значит, кто-то
его тачку со стоянки угнал, а потом вернул назад.
Нервничает, но на своем стоит твердо.
– А дружки?
– Дружки враз разбежались. Кто в командировке, кто в
отпуске, а один даже в больнице.
– Это который?
– Ковтан, естественно. Сердце у него больное.
– Может, и вправду больное, – вздохнула я.
– Вот и я о том же, – пригорюнился Артем. –
Дубников, владелец ночного клуба, говорит, что ночью Кондаревский точно был в
клубе, но отлучался он куда или нет, утверждать не берется, потому что сам
играл часов до двух. Тогда Кондаревского там еще не было. А потом Дубников за
стол уже не садился, но к игрокам заглядывал много раз, Кондаревский был за
столом.
– Первая ласточка, – буркнула я.
– Ты думаешь?
– Дожимай сукиного сына. Кстати, как там бабули,
показания дали?
– Честь по чести. Одна тебе привет передает.
– Ну, так бери его под стражу.
– Легко сказать. Бабки видели в ночь убийства не его, а
машину. Кроме их показаний, у нас вообще ничего. Не мне тебе объяснять...
То, что для ареста Кондаревского понадобится нечто
посерьезнее показаний Софьи Ивановны и ее приятельницы, было мне доподлинно
известно. Человек он богатый, со связями, а значит, Артему придется вести себя
крайне осторожно, не допуская ошибок. Артем попробовал разыскать машину, которая
подъезжала к дому Кондаревского в ночь убийства. Если и была машина, то точно
не такси. Да и на месте Кондаревского неосмотрительно вызывать машину, когда
прячешь в доме труп. В том, что он его прятал, я была почти уверена. Вешняков
хмурился, но уже не возражал.
На третий день выяснилось, что арестовывать Кондаревского не
придется по весьма банальной причине: проделать это с покойником весьма
затруднительно.
В половине третьего мне позвонил Артем и огорошил новостью.
– Кондаревский погиб.
– Что значит погиб? – возмутилась я.
– То и значит. Сбила машина возле собственного дома.
Переходил человек через дорогу и попал под колеса.
– Водитель с места происшествия, конечно, скрылся?
– Скрылся.
– И свидетелей нет.
– Сколько угодно. Только толку от них ни на грош.
Марку машины и то называют по-разному. Свидетели – дети, там
школа недалеко, вот они и топали домой после первой смены.
– Скажи, это похоже на убийство? – не утерпела я.
– Не знаю. Могли подстроить, а могло и просто не
повезти. Сколько народу под колесами гибнет. Загляни в сводки...
– Мне и без сводок тошно. Давай-ка встретимся, я Лялину
позвоню.
* * *
Лялин приехал раньше всех и ждал нас в кафе. Артем выглядел
совершенно несчастным, и даже пиво не смогло примирить его с жизнью.
– Не дадут весной подполковника, – заныл
он, – к тебе уйду. – К тебе, то есть к Лялину, само собой. Тот лишь
презрительно усмехнулся, мол, зареклась свинья не хрюкать. Артем разозлился на
такое недоверие и сердито добавил:
