– Ага, – кивнул Артем. – Сегодня с приятелем
встретился, заговорили об этом деле и он вспомнил, что месяца два назад
обращалась к ним девка по поводу изнасилования. Говорит, похожая история. Он
мне и адрес пострадавшей сообщил. Сгоняй, тебе с женщиной разговаривать проще.
– Это я уже слышала, – хмыкнула я, но поехала,
зайдя перед этим в кабинет Артема, где он и снабдил меня листком бумаги, на
котором значилось: «Потемкина Алла Сергеевна, улица Сельскохозяйственная, дом
два, квартира пять».
Артем для начала советовал мне заглянуть к его приятелю, что
я и сделала. Минут пятнадцать я потратила на его поиски, бродя по коридорам, в
своем кабинете ему не сиделось Останавливая всех подряд и спрашивая, где
Миронов, я наконец смогла его обнаружить.
Точно вихрь, он мчался мне навстречу, на ходу крича кому-то,
чтобы выслали машину.
– Вот он, – ткнув в него пальцем, сообщила мне
девушка, у которой я как раз про него и спрашивала.
Миронов повернул голову в мою сторону и спросил:
– Вы от Вешнякова? Идемте. У меня, к сожалению, времени
в обрез. Значит, так. Девушка двадцати пяти лет поздно ночью возвращалась от
подруги, сильно навеселе. Парень предложил подвезти ее до дома. Она
согласилась, он завез ее в какой-то подвал, причем оказался не один. Она подала
заявление, но потом передумала. Вы же знаете, большинство женщин предпочитает,
чтобы о таких вещах знало как можно меньше людей. Адрес я Вешнякову сообщил по
телефону. Если будут вопросы, звоните. Да, девица эта вольного поведения и
любит выпить, приврать, кстати, тоже, но на всякий случай проверьте.
Без особого воодушевления я поехала к Потемкиной. Дома
застать ее не удалось, но она работала лифтером по соседству, о чем мне
сообщили ее соседи.
Двенадцатиэтажка выглядела отнюдь не образцово, хоть и была
построена совсем недавно Дверь подъезда распахнута настежь, кто-то из одаренных
детей нарисовал на лестничной клетке черта и сделал надпись: «Дядя Боря».
На двери лифтерной записка: «Буду через пятнадцать минут». Я
ждала двадцать, прежде чем сообразила, что словосочетание «пятнадцать минут»
можно понимать как угодно, а счастливые, как известно, часов не наблюдают.
Я позвонила в ближайшую дверь, мне открыла женщина лет
тридцати. На мой вопрос, не знает ли она, где можно найти лифтера, женщина
ответила весьма эмоционально:
– Сегодня Алкина смена, значит, в пятьдесят шестой
квартире пьянствует. Лифт-то хоть работает?
Лифт работал, я поднялась в пятьдесят шестую квартиру.
Звонила я долго, прежде чем дверь распахнулась и я смогла лицезреть бабу,
которой могло быть от тридцати до пятидесяти, с синяком под глазом, остатками
зубов, которые она охотно демонстрировала, в грязном халате без пуговиц, что
позволяло видеть ее мощные нижние конечности, сплошь покрытые синяками.
Трудно поверить, что на такую кто-то позарился, опять же
сопротивление она должна была оказать нешуточное – Я ищу лифтера, –
сообщила я.
– А чего случилось-то? – поинтересовалась она
хмуро. – Лифты работают, вон грохочут.
– Так я не их ищу, а лифтера, – удивилась я. Баба
моргнула, подумала и заорала:
– Алка, тебя ищут.
В прихожей появилась Потемкина. Эта выглядела вполне
прилично, одета чисто, правда и тут без синяка не обошлось. Увидев мое
удостоверение, она стыдливо прикрыла синяк рукой. Перегаром от нее несло за
версту, пили они дня три, не меньше.
– Здравствуйте, – сказала она заискивающе. –
Вот зашла чаю попить. А что случилось?
– Поговорить надо, – ответила я.
Подружки переглянулись, и Алла предложила:
– Пойдемте в лифтерную.
Тут очам моим предстал здоровенный мужик с красными глазами
и волосами дыбом.
– Кому это неймется? – зарычал он грозно, но
беззубая баба ухватила его за руку, горячо шепча:
– Иди отсюда, это из милиции, черт принес. – Обоих
как ветром сдуло.
Мы спустились на первый этаж. Лифтерная оказалась маленькой
комнатой без окна, диван, стол, электрическая плитка на табуретке. Чисто, но
накурено. Я сразу же полезла за зубочисткой, мои дурные манеры вряд ли здесь
произведут на кого-нибудь неблагоприятное впечатление.
Я устроилась на диване, а Алла за столом на расшатанном
стуле.
– Жильцы нажаловались? – робко спросила
она. – Так я на работе не пью. Лифты работают...
– Я по другому поводу, – успокоила ее я. – Вы
заявление в милицию писали?
– Нет, я это... отказалась от всего. А что, нашли их?
– Нет, но произошел похожий случай.
– И чего? – помолчав, спросила она.
– Расскажите, что тогда-с вами случилось?
– Ой... вспоминать-то совсем неохота. Да и с милицией я
связываться не хочу. Я и заявление забрала, то есть я его еще и не написала, а
ваш... как его... фамилию забыла, давай меня стращать: да ты пьяная, да твой
моральный облик... Ну я и отказалась. Говорил, добра мне желает, я и поверила.
Выпиваю я, да и моральный облик... соседи такого набрешут...
– То, что вспоминать не хочется, понятно, но и вы
поймите, сколько еще женщин может пострадать.
– Это конечно... если просто поговорить... Но я ничего
подписывать не буду. Это я тогда, с обиды... А мент ваш прав был, ведь срам
один. И подруге-то не расскажешь.
– Мне можно, – заверила я.
– Ага, – вздохнула она. – У Ленки день
рождения был, у подружки. Не у этой, у другой. Она у Горбатого моста живет, в
новых домах. Обещала меня с мужиком познакомить, говорит, самостоятельный и не
женат.
Ну, я принарядилась, в парикмахерскую сходила. Вы не
думайте, что я здесь от бедности работаю, у меня и образование есть. Отец в
Москве, деньгами помогает, а вот здоровье у меня слабое, мне даже инвалидность
дать хотели. Вот я в лифтеры и определилась... Отец отцом, но работать-то надо.
Короче, я при всем параде, с прической, на каблуках, костюм на мне новый. Людка
как взглянула, говорит, считай мужик у тебя в кармане.
И он мне понравился. Внешне ничего и цветы принес, а не
бутылку. Бутылку, конечно, тоже... У Людки гости все солидные, и я себя в
рамках держала, а женишок-то с пятой рюмки околесицу понес, а потом и вовсе под
стол свалился. В машину загружали как неживого. – И так мне обидно
стало... Видно, не судьба мне выйти замуж.
