Хотя шоу вполне мог устраивать Кондаревский, сам большой
любитель и друзей прибаловал. А забитые насмерть парни участники этих дел?
Могли, к примеру, шантажировать хозяина. Одному богу известно, кого он успел
заснять на камеру. Парни погибли, а вслед за ними и Кондаревский, едва я стала
проявлять к нему интерес. Если я получила кассету, логично предположить, что
дружкам стало известно о видеокамере и, избавившись от Кондаревского, они
уничтожили компромат. Теперь прижать этих деятелей можно, лишь разыскав
свидетелей. Таких, как Алла.
И Юлю Якименко и Аллу подобрали у Горбатого моста. Приняли
за проституток? Вряд ли. У проституток за спиной сутенер, следовательно, такие
игры безнаказанными не останутся.
И все же проверить стоило. На следующий день я отправилась к
великанше Любе. Я надеялась застать ее дома и не ошиблась. Мне она не
обрадовалась, но и выгнать не посмела. Вместо долгих объяснений я дала ей
прослушать кассету с рассказом Кати.
– Скоты, конечно, – вздохнула она, когда запись
кончилась. – Думаешь, мало таких? Да сколько угодно.
– Думаю, среди девушек секретов нет. Никто ничего
подобного не рассказывал?
Люба криво усмехнулась и, глядя мне в глаза, вдруг спросила:
– Говорят, ты с Тагаевым дружбу водишь? – Вопрос
поставил меня в тупик. Что тут ответить? Наверное, дружба имеет место, в
шахматы играем, в театре были, да и так есть что вспомнить. – Вот ты у
него и спроси, – с усмешкой продолжила она. – А наши молчать будут.
Жизнь у всех одна и язык тоже. А кто болтает много, запросто может лишиться и
того, и другого.
Ясно было, она больше ничего не скажет. Я села в машину и
помчалась в «Шанхай». Злость – плохой советчик, и я об этом прекрасно знала, но
остановиться не могла.
* * *
Тимур сидел в своем кабинете и расставлял фигурки на
шахматной доске. Услышав, что я вошла, он поднял голову, мне показалось, что он
удивлен. Но, если удивление и было, он быстро с ним справился.
– Не хочешь сыграть? – сказал он вместо
«здравствуй». Я села, откинулась в кресле и взглянула на него, затем сунула в
рот мундштук и принялась его грызть.
Может, кому-то сие и помогает справиться с бешенством, но
мне не помогло. – У тебя неприятности? – спросил Тагаев и тут же
добавил:
– Я ведь говорил, не стоит тебе к нему возвращаться.
– Ага. Надо было к тебе переехать.
– Так что за неприятности? – вздохнул он.
– Только одна: следует осторожно выбирать друзей.
– Это ты обо мне?
То, что я собиралась ему сказать, говорить не следовало.
Прежде всего потому, что толку от этого не будет.
Более того, делу это скорее повредит. Но даже данное
соображение меня не остановило.
– Вот я голову ломаю, обиваю чужие пороги, пристаю к
людям с расспросами, – вздохнула я, – только, сдается мне, зря трачу
время. – Он пожал плечами, а я продолжила:
– Конечно, я в конце концов разберусь, да вот, боюсь,
не стало бы это для меня неприятным сюрпризом.
– Не пойму, о чем ты? – нахмурился Тагаев.
– Я думаю, – медленно произнесла я, – что,
приди мне в голову спросить, а тебе ответить, я бы уже сегодня знала, кто в
нашем городе балуется цементом.
Он смахнул фигуры с доски, и они рассыпались по столу.
Тагаев поднял на меня взгляд и спокойно сказал:
– Катись отсюда.
– Ты...
– Катись отсюда, – повторил он, и я сочла за благо
удалиться.
Ох и скверно было у меня на душе. В таком состоянии работа
на ум не идет" тянет поближе к дорогому существу, душой отогреться. Вот я
и поехала домой, чтобы устроиться перед телевизором с Сашкой на коленях.
Терла лицо ладонью, чертыхалась и вроде бы даже хотела
зареветь, но вместо этого начала материться За этим занятием меня и застал
звонок в дверь. Открывать мне не хотелось, но звонили очень настойчиво, и я
пошла. На пороге стоял тип в джинсовом костюме с плоской физиономией. Он хмуро
сообщил мне:
– Я от Тагаева. – Признаться, я немного
растерялась. – Поехали, – мотнул он головой.
– Куда? – Тут и он, похоже, растерялся.
– Как куда? Ты ж вопросы задать хотела или уже нет?
Возле моего порога стоял «БМВ», в него мы и сели.
Парень молчал, а я раздумывала: то, что Тагаев узнал о моих
намерениях выспросить девиц у Горбатого моста, удивления у меня не вызвало. О
чужом любопытстве ему наверняка доносят, при этом оперативности позавидовать
могут многие структуры. Сомнение вызывал факт, что наше общение принесет
пользу. Тагаев демонстрировал обиду на мое недоверие и решил сделать жест,
который, с его точки зрения, должен убедить меня в том, что скрывать ему
нечего. Однако с той же оперативностью он мог предупредить своих людей, что мне
стоит сказать, а о чем следует молчать в тряпочку. И красивый жест так красивым
жестом и останется.
Между тем мы прибыли в бильярдную на Владимирском проспекте
Я вошла вслед за парнем в просторную комнату за стойкой бара и обнаружила там
мужчин с крайне неприятными физиономиями в количестве восьми человек. Выглядели
они не то чтобы недовольными, скорее были растеряны. Мой сопровождающий
привалился спиной к двери, сложил на груди руки и сказал:
– Спрашивай.
– Может, вы представите господ? – вздохнула я.
Ближайший из господ обрел дар речи.
– Без надобности, – заметил он хмуро, и все
согласно кивнули.
– В таком случае хотя бы намекните о роде своей
деятельности.
Зря я произносила такие слова, ничего они не поняли, лишь
еще больше насторожились, а род их деятельности отчетливо читался на их
физиономиях. С такими рожами только на большую дорогу проезжающих грабить. Но я
и тут не угадала, потому что доверенное лицо Тагаева заявил:
– О девках у Горбатого моста они знают все. – Из
чего я заключила, что передо мной сутенеры.
Затея Тагаева показалась мне совершенно идиотской. Надо было
поворачиваться и уходить. Вместо этого я плюхнулась в кресло, вздохнула и
начала задавать вопросы. Задала я их великое множество. Парни отвечали весьма
неохотно, но постепенно разговорились.
По вызовам девушек сопровождает охрана, но от Горбатого
моста, бывает, и увозят Девки – дуры, и за всеми не уследишь. Тут ведь не
валютные проститутки.
