– Значит, все-таки несчастный случай?
– Конечно, несчастный случай.
– И дело закрыли?
– Какое дело, Ольга Сергеевна? Но раз вы настаивали...
И фотоаппарат этот... Мы, собственно, за ним и пришли, – слегка стыдясь,
сообщил Глаголев.
– Зря, – переводя взгляд с одного на другого,
ответила я. Глаголев, слегка растерявшись, поднял брови, а вот Шутов впился в
меня взглядом так, точно готовился сразить наповал усилием воли.
– Что? – наконец подал голос Кирилл Алексеевич.
– Зря пришли, говорю, – разулыбалась я, продолжая
по непонятной причине упрямиться. Как только речь зашла о фотоаппарате, я сразу
поняла: я его не отдам. Не отдам, и все. И даже не потому, что сразу не взяли,
а теперь вдруг опомнились, просто рыжий мне не нравился и с этим ничего нельзя
было поделать.
Парню с таким взглядом улики заныкать – раз плюнуть. Может,
я к нему придираюсь, и он честнейший мент, но проверять это как-то не хочется.
– Я вас не понимаю, – слегка насторожился Кирилл
Алексеевич, должно быть решив, что я с ним шучу.
– Вы не пожелали его взять в свое время, –
напомнила я, – и я сильно разгневалась. Так что фотоаппарат стоит поискать
в мусорном баке рядом с вашей конторой. Именно туда я его и определила.
– Вы выбросили фотоаппарат в мусорный бак? –
впервые подал голос Шутов. Его голос звучал так, точно его обладатель здорово
сомневался в правдивости моих слов, или в наличии у меня здравого смысла, или в
том и другом одновременно.
– Выбросила, – скроив самую разнесчастную мину,
ответила я и тут же почувствовала себя гораздо лучше. То есть до сего момента
кое-какие угрызения совести все же имели место, а тут у меня точно камень с
души свалился. Врать иногда очень полезно и даже приятно.
– И пленку тоже? – вцепившись в меня взглядом,
спросил Шутов.
– Конечно. Надеюсь, кто-то нашел его и порадовался. Я
имею в виду фотоаппарат. Кому-то и «мыльница» в радость.
– Надеюсь, вы понимаете... – посуровел Шутов, пока
Глаголев укоризненно вздыхал.
– Кирилл Алексеевич не даст мне соврать, – кивнула
я на него, – я упрашивала взять у меня эту улику.
Не взял. Говорил, что не надо, раз я даже не уверена, что
фотоаппарат оставил погибший паренек. Кстати, я и вправду не уверена в этом,
обзвонила на всякий случай всех знакомых, спрашивая, кто потерял фотоаппарат.
Никто не сознался.
– Вы точно помните, в какой контейнер выбросили его?
– Само собой. Пью я редко, вопреки слухам, а в тот день
точно была трезвой.
– Что ж, мы проверим, – заявил Шутов, поднимаясь.
Глаголев кашлянул и с потерянным видом пошел вслед за товарищем.
Проводив их, я спустилась в гараж, достала фотоаппарат из
«бардачка», а из фотоаппарата пленку, повертела ее в руках и сунула в карман,
фотоаппарат же решила выбросить в ближайшую к дому урну.
Проделав все это, я вернулась домой и задумалась.
Отчего бы не отдать людям вещественные доказательства?
Странно, дела нет, а интерес к вещдокам имеется.
Нормальному менту вещественные доказательства без
надобности, если дело закрыто, а эти не поленились заехать ко мне. И дом, где
парнишка шею сломал, вдруг сгорел. Может, пленочку в доме и искали, да не
нашли.
А когда про фотоаппарат узнали, зашевелились и ментов ко мне
отрядили. Ладно, скоро станет ясно, фантазирую я или все примерно так и есть.
Пока я размышляла на эту тему, вновь зазвонил телефон. На
этот раз голос Кирилла Алексеевича я узнала сразу.
– Забыли что-нибудь?
– Ольга Сергеевна, – начал он жалостливо, –
я, конечно, понимаю, у вас есть причина сердиться на меня, но... вы ж знаете,
что у меня будут неприятности.
Если фотоаппарат у вас, очень прошу...
– Сожалею, но я его правда выбросила. Зла была очень, а
под горячую руку я и не такое могу выкинуть, то есть на самом деле все, что
угодно. Вот, к примеру, наколку себе сделала, тоже со злости.
– На наколку я обратил внимание. Вам идет, то есть... я
хотел сказать...
– Кирилл Алексеевич, вы мне лучше скажите, откуда вдруг
такой интерес к пленке, если дела-то нет?
– Ну... – невнятно промычал он и надолго замолчал.
Я было решила, что потеряла его навеки, но он все-таки продолжил:
– Я так понял, что это вы...
– Я что? – пришла я в изумление от его ответа.
– Надавили где следует. У вас ведь есть возможности...
– Подождите. Вы решили, что проявить интерес к пленке
вас вынудила я?
– Конечно.
– И на каком основании вы так решили?
– Кому еще это надо?
– От кого вы получили такой приказ?
– От начальства, естественно. Шутов – мой
непосредственный начальник. Он был в бешенстве, когда узнал о фотоаппарате,
хоть я и уверен, что этот фотоаппарат к парню никакого отношения не имеет.
Выговор мне уже вкатили, а теперь могут и с работы турнуть. Вот я и звоню вам.
Кто старое помянет... Ольга Сергеевна, вы ж у нас работали, вам объяснять не надо.
Проучили дурака и будет, а, Ольга Сергеевна?
– Я долго злиться не умею, это вам каждый
скажет, – вздохнула я. – И фотоаппарат, конечно, бы отдала, будь он у
меня. Но я его выбросила.
– Нескладно получилось, – вздохнул Глаголев и,
попрощавшись, повесил трубку, а я задумалась еще сильнее. Парень решил, что я
настучала начальству, но я-то точно знаю, что это не так. Выходит, кто-то еще
проявил инициативу. Этот «кто-то» тип непростой, раз сумел надавить на
милицейское начальство и Шутов даже лично пожаловал ко мне, точно у него других
забот нет. Шутов наверняка знает, кому интересна пленка. Знает, да мне не
расскажет. Похоже, никто уже не сомневается, что фотоаппарат принадлежал
Александрову. Я бы даже сказала, что Шутов убежден в этом и именно ему пленка и
интересна. Само собой, мне тоже.
Можно сказать, изнываю от любопытства, хотя по опыту знаю,
что любопытство до добра не доводит и даже иногда способно завести человека так
далеко, что ему, бедолаге, уже и не выбраться. Но грех потому и грех, что
бороться с ним трудно.
Скроив разнесчастную мину, я потянулась к телефону с
намерением позвонить своему другу Артему Вешнякову. Вот уж обрадуется он, когда
я расскажу ему про пленку. Я бы тоже не обрадовалась, да что делать.
