«Валера нашел место в Германии сам, и я должен управлять жизнью сам, — думал он. — Надо было не в аэропорт Диану везти, а на квартиру и задоминировать ее там… до потрепа мерлушки!»
«Тогда ничего не вышло бы, а теперь получится, — утверждал голос.
— Да ну тебя. Ты — голос слабости!»
В довершение разгрома Валера всухую выиграл у Раздолбая три партии в бильярд и, собирая шары, напомнил:
— У тебя день рождения сегодня. Чего ты уныло свесил хобот, как Иа-Иа?
— Ну, не всем же прыгать и веселиться, — подыграл Раздолбай, чувствуя себя воплощением печального ослика.
— Жалкое зрелище!
На этом «празднование» закончилось, и, перебрасываясь натужными шутками, они пошли к проходной заказывать такси до Москвы.
Звонка Дианы Раздолбай больше не ждал. Лишившись веры в помощь высших сил, он считал борьбу проигранной и пытался убедить себя, что безответную любовь надо забыть. Он заставлял себя не думать о Диане, но она словно ходила вокруг него и упорно не желала переселяться из настоящего в прошлое. К тому же на кресле остался марлевый сарафан, вокруг которого клубились невидимые змейки ее запаха, и, не удержавшись от соблазна, Раздолбай с наслаждением отдался им на растерзание. Змейки впились в его сердце, затмили разум, и, одной рукой прижимая сарафан к лицу, другой он взорвал порох томивших его чувств.
«Да-а… — мечтательно подумал он, когда рука с зажатым в ней сарафаном расслабленно свесилась с дивана, — случилось бы это на самом деле, я бы, наверное, был самым счастливым в мире. А почему я решил сдаться? Только потому, что перестал верить в помощь свыше и в то, что Диана позвонит сама? Что, кроме страха неудачи, мешает мне поехать в Юрмалу и завоевать ее? Если я хочу взять жизнь в свои руки, надо не о „внутреннем голосе“ думать, а быть готовым медведя кусать!»
С готовностью покусать медведя Раздолбай вскочил с дивана и пересчитал хрустящее содержимое своего денежного конверта. На неделю в Юрмале хватало в обрез, к тому же завоевание Дианы предполагало сюрпризы, поэтому «боезапас» требовалось пополнить. Если бы удалось найти Сергея, десять чистых кассет, подаренных дядей Володей, сразу обогатились бы свежими записями, которые можно было перезаписать клиентам, но телефон приятеля-спекулянта по-прежнему не отвечал, а добывать без него свежую музыку Раздолбай считал невозможным.
С начала восьмидесятых музыкальные спекулянты собирались по воскресеньям на одной из подмосковных станций и шли в лес, где устраивали толкучку. Станции и даже направления каждый раз менялись, и чтобы знать следующее место сбора, нужно было находиться в контакте с Гансом или Окуляром — самыми известными в музыкальной среде спекулянтами, принимавшими решения. На толкучке менялись и продавались пластинки, значки, майки, плакаты и фотографии рок-групп. Проблема была в том, что менять и торговать удавалось от начала сбора до приезда милиции, а милиция приезжала почти сразу, устраивая иногда самые настоящие облавы. Сергей со смехом рассказывал, как попал в такую облаву в начале весны и милиционеры с овчарками и мегафонами цепью гнали металлистов по талому лесному снегу, словно карательный отряд СС незадачливых партизан. Кто-то россыпью ронял дорогущие фирменные значки, кто-то забирался от собак на елку и отмахивался от них пластинками «Металлики», а Сергея в новом джинсовом костюме «Левис» загнали на оттаявшую пашню, где он увяз в тракторной колее. Там ему вручили гвоздик и заставили расписаться на всех его пластинках, стоимость которых превышала пятьсот рублей. То, что для Сергея было досадной неприятностью, для Раздолбая стало бы катастрофой, поэтому обмен дисками представлялся ему не менее опасным предприятием, чем торговля наркотиками. Со времени той облавы прошло несколько лет, и, хотя по слухам толкучки металлистов больше не разгоняли, приобщиться к этому миру Раздолбай все равно не решался. Для этого нужно было скопить деньги на проигрыватель, завести знакомства, грамотно купить несколько дисков для обмена… Будучи новичком, легко было схватить никому не нужные пластинки, которые потом пылились бы в углу мертвым грузом, а то и вовсе стать добычей «кидал» и приобрести за семьдесят рублей диск советской эстрады с переклеенным «яблоком». Нет, без Сергея новой музыкой было не разжиться! Раздолбай начал названивать ему домой каждые полчаса, рассчитывая, что рано или поздно он кого-нибудь там застанет, а между этими звонками набирал своих прежних клиентов и сообщал, что если среди их знакомых появится начинающий «пионер», то он запишет ему старую музыку с хорошей скидкой. На второй день непрерывного дозвона в доме Сергея сняли трубку.
— Алло, — устало произнесла молодая девушка.
— Здравствуйте! — закричал Раздолбай, не веря, что ему ответили. — Мне Сергей нужен, скажите, я не ошибся?
— Нет, не ошиблись. Я его жена.
— А, Юля, привет! Можно Сергея к телефону?
— Кто его спрашивает?
— Это так… Приятель из «Детского мира», ты, наверное, не помнишь, мы вместе музыкой занимались.
— Мой Сережа сидит в тюрьме за валюту, так что больше не звоните сюда, — отчеканила Юля с такой обидой, словно это Раздолбай подбросил валюту ее Сереже, и повесила трубку.
«Вот тебе и бизнес-шмизнес! — подумал оглушенный Раздолбай. — Я ему завидовал, а оно вон как вышло. Может, я и Мартину с Валерой завидую зря? Валера ничего в своей Германии не найдет — вернется, Мартина к Сергею отправят, а я… Что я? Закончу институт, устроюсь к дяде Володе художником».
Раздолбай не злорадствовал, что его приятеля посадили, но что-то у него в душе успокоилось. Все вокруг жили, двигаясь по колее, которая считалась правильной, — школа, институт, работа, зарплата. Выскочки вроде Сергея пытались эту колею обмануть и делали свою жизнь недосягаемо соблазнительной, но за это подвергались молчаливому осуждению. Многие втайне хотели бы жить, как они, и уезжать на месяц в Сочи, перепродав несколько пар джинсов, но для этого надо было решиться носить на себе презрительное клеймо «спекулянт» и не иметь уважения большинства окружающих, включая родителей. Любой отец с гордостью сказал бы, что его сын отправился с геологами искать олово, но ни один бы не признался, что сын перепродает в «Детском мире» вагончики или носится в подмосковном лесу с пластинками. Когда с выскочками случались неприятности, к этому относились так, словно суровая длань справедливости вмешалась и лишний раз доказала правильность единой для всех колеи. Именно это чувствовал Раздолбай, узнав про арест Сергея, хотя по-человечески ему было жаль товарища, да и свежей музыки было без него не достать. Он уже подумывал наплевать на самостоятельность и занять у мамы рублей сорок до стипендии, как вдруг объявился спасительный «пионер», точнее — «пионерка».
— Здравствуйте, меня зовут Саша, мне ваш номер дали друзья, — представилась по телефону незнакомая девушка.
— Внимательно слушаю, — мягко ответил Раздолбай, пытаясь по звонкому, как валдайские колокольчики, голосу нарисовать облик незнакомки и наделяя его привлекательными чертами.
— Мне сказали, что вы пишите музыку на кассеты.
