— Вы забываете, что многие простые американские избиратели поддерживают мой план, — сказал президент, упрямо выпятив подбородок. — Даже они понимают, что этот план поможет устранить угрозу атомной катастрофы и навсегда уничтожить железный занавес.
Фосетт знал, что бесполезно разубеждать президента, когда тот охвачен душевным подъемом и страстно верит в свою правоту. Конечно, убеждать своих врагов добрым словом и делом — прекрасное свойство, подлинно цивилизованный способ воздействовать на сознание здравомыслящих людей, но Фосетт оставался пессимистом. Он погрузился в раздумья и молчал, пока лимузин не свернул с улицы М в вашингтонский порт и не остановился у одного из длинных причалов.
К вышедшему из машины Лукасу подошел загорелый человек с лицом американского индейца.
— Добрый вечер, Джордж.
— Здравствуйте, Оскар. Как насчет партии в гольф?
— Я не в форме, — ответил Лукас. — Не играл почти две недели.
Говоря, Лукас всматривался в пронзительные черные глаза Джорджа Черная Сова, старшего агента, отвечавшего за безопасность при передвижениях президента. Черная Сова ростом с Лукаса, но моложе на пять лет и тяжелее на десять фунтов. Челюсти его постоянно работают; Черная Сова наполовину сиу, и ему постоянно напоминали о роли его предков у Литтл-Бигхорна.
[4]
— Безопасно подняться на борт? — спросил Лукас.
— Яхту обыскали на предмет взрывчатки и подслушивающих устройств. Десять минут назад водолазы закончили проверять корпус, и катер сопровождения готов следовать.
Лукас кивнул.
— Когда доберетесь до Маунт-Вернона, вас будет ждать стодесятифутовый катер береговой охраны.
— Тогда, думаю, мы готовы принять Босса.
Лукас еще с минуту осматривал окружающую местность. Не заметив ничего подозрительного, он открыл для президента дверцу. Агенты окружили президента защитным ромбом.
Черная Сова шел непосредственно перед президентом. Лукас — левша — шел слева и чуть сзади, чтобы свободно выхватывать пистолет. Фосетт шагал в нескольких ярдах позади, чтобы не мешать группе в целом.
У трапа Черная Сова и Лукас встали по сторонам, пропуская остальных.
— Ладно, Джордж, теперь он ваш.
— Везет вам, — с улыбкой ответил Черная Сова. — Свободный уик-энд.
— Впервые в этом месяце.
— Поедете отсюда домой?
— Еще нет. Нужно заглянуть в кабинет, разобрать бумаги. Во время последней поездки в Лос-Анджелес было несколько проколов. Хочу пересмотреть планы.
Они одновременно повернулись навстречу подъезжавшему к причалу правительственному лимузину. Из машины вышел сенатор Маркус Лаример; в сопровождении помощника, который нес сумку с вещами на ночь, он направился к президентской яхте.
Лаример был в коричневом костюме-тройке; он всегда ходил в коричневом костюме-тройке. Кто-то из его коллег-законодателей предположил, что сенатор в нем и родился. Волосы у него рыжеватые, уложены с помощью бриолина. Крупный мужчина с грубыми чертами, похожий на рабочего, выдающего себя за знаменитость.
Черной Сове он кивнул, а Лукаса одарил типичным приветствием политика:
— Рад видеть вас, Оскар.
— Отлично выглядите, сенатор.
— Всего лишь бутылка скотча, — с гулким смехом ответил Лаример. Потом поднялся по трапу и исчез в главном салоне.
— Веселитесь, — саркастически сказал Лукас Черной Сове. — Не завидую вам в этой поездке.
Через несколько минут, выезжая из порта на улицу М, Лукас встретился с «Шевроле-компактом», который вез в противоположном направлении конгрессмена Алана Морана. Лукас не любил спикера палаты представителей. Не такой яркий, как его предшественник, Моран хотел выглядеть героем Горацио Алджера,
[5]
но преуспел не благодаря уму или прозорливости, а потому что умело заводил друзей и оказывал больше услуг, чем сам просил. Обвиненный в незаконном распределении лицензий на нефтяные месторождения, он сумел избежать скандала, призвав на помощь друзей-политиков.
Проезжая, конгрессмен не смотрел ни вправо, ни влево. Думает, как потрепать инициативы президента, решил Лукас.
Не прошло и часа — экипаж президентской яхты уже готовился отчалить, — как появился вице-президент Марголин с сумкой через плечо. Он помедлил, потом увидел президента — тот в одиночестве сидел на корме, глядя на закат над городом. Появился стюард и взял у Марголина сумку.
Президент поднял голову и посмотрел так, словно не узнал его.
— Винс?
— Простите за опоздание, — извинился Марголин. — Один из моих помощников забыл передать ваше приглашение. Я обнаружил его только час назад.
— Я не был уверен, что вы сможете участвовать, — сказал президент.
— Время выбрано отлично. Бет в гостях у нашего сына в Стэнфорде и не вернется до вторника, а в моем расписании нет ничего такого, что нельзя было бы отложить.
Президент встал, заставив себя дружелюбно улыбнуться.
— На борту сенатор Лаример и конгрессмен Моран. Они в кают-компании. — Он мягким наклоном головы показал ему в сторону. — Почему бы вам не поздороваться ними и не выпить?
— Выпить я не прочь.
У выхода Марголин столкнулся с Фосеттом, и они обменялись несколькими словами.
Лицо президента исказилось от гнева. Хотя они с Марголиным были разительно непохожи — вице-президент высок, пропорционально сложен, ни капли жира, красив, с ярко-голубыми глазами и спокойным, привлекательным нравом, — еще заметнее различались их политические взгляды.
Президент добивался большой популярности вдохновенными речами. Идеалист и мечтатель, он был занят творческими программами, которые сулили пользу всему человечеству лет через десять, а то и пятьдесят. И, конечно, в большинстве случаев эти программы не соответствовали эгоистическим насущным потребностям внутренней политики.
Марголин, с другой стороны, не стремился приобрести популярность у публики и средств массовой информации, направляя свою энергию на более земные внутренние проблемы.
Относительно президентского плана помощи странам коммунистического блока Марголин полагал, что эти деньги лучше потратить в своей стране.
Вице-президент был прирожденным политиком. Конституция у него в крови. Он прошел трудный путь от законодательного собрания штата в губернаторы, а позже — сенаторы. Получив кабинет в Рассел-билдинг, он окружил себя опытными советниками, которые обладали умением идти на политические компромиссы и разрабатывать новаторские политические концепции. И хоть законопроекты вносил президент, именно Марголин следил за их прохождением через многочисленные комитеты и комиссии; он часто демонстрировал, что штат Белого дома состоит из неуклюжих дилетантов. Это совсем не нравилось президенту и вызывало постоянные стычки.
