И все-таки это жилье, удовлетворяющее любые потребности, было роскошной тюрьмой. Людям Лугового не разрешалось ни входить, ни выходить. Двери лифта всегда были закрыты, а лифт лишен внешнего управления. Луговой обошел все помещения, но не нашел ни окон, ни выхода. А снаружи не пробивалось ни звука.
Дальнейшие исследования были прерваны прибытием его подопытных.
Накаченные успокоительными, они были в полусознании и не отдавали себе отчета, где находятся. Все четверо были подготовлены и помещены в небольшие закрытые контейнеры, которые назывались „коконами“. Мягкое нутро коконов не имеет швов, все углы закруглены, и глазу не на чем остановиться. Тусклое освещение создавалось отражением внешнего света и окрашивало все в коконах в однообразный серый цвет. Особым образом сконструированные стены отражали все звуки и электрические токи, которые могли вмешаться в деятельность мозга.
Луговой с двумя ассистентами сидел у консоли и на многочисленных цветных видеомониторах разглядывал лежащих в коконах людей. Большинство было в трансе. Но одного вывели почти на сознательный уровень, он был открыт для внушения и дезориентирован интеллектуально. Ему ввели миорелаксанты, успешно парализовав все движения тела. Голову закрывал пластиковый капюшон, прилегающий к черепу.
Луговому все еще трудно было представить себе, какая сила сосредоточена в его руках. Он внутренне дрожал, понимая, что начинает один из величайших экспериментов века. То, что он сделает в следующие несколько дней, может преобразить мир, как открытие атомной энергии.
— Доктор Луговой?
Размышления Лугового прервал незнакомый голос; Луговой удивленно повернулся и увидел коренастого мужчину со славянскими чертами и черными волосами, который словно вышел из стены.
— Кто вы такой? — спросил Луговой.
Незнакомец говорил очень тихо, словно не хотел, чтобы его подслушали.
— Меня зовут Суворов, Павел Суворов, секретарь посольства.
Луговой побледнел.
— Бог мой, вы из КГБ? Как вы сюда попали?
— Просто повезло, — саркастически ответил Суворов. — Я получил приказ наблюдать за вами с того дня, как вы оказались в Нью-Йорке. После вашего подозрительного визита в контору Бугенвилей я сам занялся наблюдением. Я был на пароме, когда вы встретились с людьми, привезшими вас сюда. В темноте мне нетрудно оказалось смешаться с вашими сотрудниками и вместе с ними совершить эту поездку. С приезда я оставался в своей комнате.
— Вы хоть представляете себе, во что сунули нос? — спросил Луговой, покраснев от гнева.
— Еще нет, — невозмутимо ответил Суворов. — Но мой долг узнать это.
— Операция проводится по приказу с самого верха. И не касается КГБ.
— Об этом судить мне…
— Вы будете пылью на сибирском морозе, — прошипел Луговой, — если вмешаетесь в мою работу.
Суворов сделал вид, что раздраженный тон Лугового его развеселил. На самом деле он начал понимать, что, возможно, вышел за рамки своих полномочий.
— Может, я смогу вам помочь.
— Каким образом?
— Вам могут понадобиться мои особые навыки.
— Мне не требуются услуги убийцы.
— Я думал скорее о побеге.
— У меня нет причин убегать.
Суворов все больше раздражался.
— Вы должны понять мою позицию.
Теперь ситуацией овладел Луговой.
— Меня занимают проблемы более серьезные, чем ваше бюрократическое вмешательство.
— Какие? — Луговой рукой обвел комнату. — Что здесь происходит?
Луговой долго, задумчиво смотрел на него, но потом уступил тщеславию.
— Исследование вмешательства в работу мозга.
Суворов поднял брови.
— Вмешательства в работу мозга?
— Я предпочитаю термин „контроль мозга“.
Суворов посмотрел на мониторы и кивнул.
— Поэтому шлемы?
— На голове подопытных?
— Именно.
— Микроэлектронный интегрированный модуль, который содержит сто десять датчиков; они фиксируют все функции организма — от пульса до выделения гормонов. Модуль также воспринимает все данные, проходящие через мозг субъекта, и передает их в компьютер, установленный в этой комнате. Мысленный разговор, так сказать, переводится затем в понятную речь.
— Не вижу никаких электронных терминалов.
— Это прошлый век, — ответил Луговой. — Все, что мы хотим записать, можно телеметрически передать через атмосферу. Нам больше не нужны провода и терминалы.
— Вы можете понять, о чем он думает? — недоверчиво спросил Суворов.
Луговой кивнул.
— Мозг говорит на собственном языке, и этот язык раскрывает мысли хозяина мозга. Мозг говорит непрерывно, днем и ночью, давая нам яркую картину своей работы, показывая, как человек мыслит и почему. Эта речь — продукт подсознания, и она так стремительна, что лишь компьютер, способный оперировать в наносекунды, может ее расшифровать.
— Я понятия не имел, что наука о мозге достигла таких высот.
— Когда мы определим ритмы его мозга и запишем их, — продолжал Луговой, — мы получим возможность предсказывать его намерения и физические движения. Мы сможем определять, что он собирается сказать, или предугадывать его ошибки. И что самое главное, мы можем вовремя вмешаться и остановить его. Компьютер в мгновение ока сможет стереть ошибочное намерение и изменить мысль.
На Суворова это произвело огромное впечатление.
— Религиозный капиталист обвинил бы вас в том, что вы вторгаетесь в человеческую душу.
— Как и вы, товарищ Суворов, я верный член коммунистической партии. И не верю в спасение души. Но в данном случае мы не можем допустить заметных перемен. Ни в фундаментальных мыслительных процессах, ни в манерах и строе речи.
— Форма контролируемого промывания мозгов.
— Это не примитивное промывание мозгов, — возмущенно ответил Луговой. — Мы работаем куда тоньше, чем представляется китайцам. Они считают, что нужно уничтожить эго человека, чтобы переучить его. Но их эксперименты с наркотиками и гипнозом провалились. Гипноз вещь слишком неопределенная и кратковременная, чтобы представлять ценность. А наркотики просто опасны: они случайно приводят к неожиданным изменениям личности и поведения. Когда я закончу работу с этим субъектом, он вернется в реальный мир и будет жить так, словно ничего не произошло. Я намерен изменить только его политические взгляды.
— А кто этот субъект?
— Не узнаете? Вы его не узнали?
Суворов внимательно посмотрел на экран. Глаза его округлились, и он подошел на два шага ближе; его лицо напряглось, губы беззвучно шевелились.
