— Вас послушать, это все так же буднично, как удаление гланд, — сказал Оутс.
Эджли рассмеялся.
— Я, конечно, излагаю сжато и сверхупрощенно, на самом деле процедура чрезвычайно тонкая и сложная.
— Что происходит после введения микрочипа в мозг?
— Следует упомянуть, что часть имплантата представляет собой трансивер, работающий на электрической энергии мозга и способный посылать схемы мыслей и других функций организма как угодно далеко, например, в Гонконг.
— Или в Москву, — добавил Броган.
— Или в советское посольство здесь, в Вашингтоне, как вы предполагали раньше? — спросил Оутс, глядя на Брогана.
— Пожалуй, я смогу ответить, — вызвался Эджли. — Коммуникационные технологии позволяют передавать мысли субъекта через спутник в Россию, но на месте доктора Лугового я бы установил поблизости свою станцию мониторинга, чтобы своими глазами наблюдать за действиями президента. Это позволит мне также быстрее менять свои приказы его мозгу в случае неожиданных политических событий.
— Может ли Луговой утратить контроль над президентом? — спросил Броган.
— Если президент совсем прекратит думать и действовать самостоятельно, он разорвет связи с нормальным миром. В таком случае он может отклониться от инструкций Лугового и довести их до абсурда.
— Поэтому он спешно запускает такое количество радикальных политических программ?
— Не знаю, — ответил Эджли. — Насколько мне известно, он точно исполняет приказы Лугового. Однако я полагаю, что процесс идет гораздо глубже.
— Как это?
— Отчеты оперативников мистера Брогана из России свидетельствуют, что Луговой проводил эксперименты с политическими заключенными, вводя жидкость из их гипоталамуса — структуры мозга, отвечающей за воспоминания, — в мозг других субъектов.
— Пересадка воспоминаний, — удивленно сказал Оутс. — Значит, доктор Франкенштейн существует.
— Перенос воспоминаний — сложное дело, — продолжал Эджли. — Невозможно с уверенностью предсказать его результат.
— Думаете, Луговой провел такой эксперимент с президентом?
— Не хочется давать положительный ответ, но если он делал то, что собирался, то мог месяцами, даже годами программировать какого-нибудь несчастного русского заключенного, внедряя в его мозг мысли, отвечающие политике Советов, а потом перенести жидкость из гипоталамуса этого бедняги в мозг президента — для подкрепления действия имплантата.
— Может ли президент при правильном лечении вернуться к норме? — спросил Оутс.
— Вы хотите спросить, может ли его мозг стать таким, каким был раньше?
— Что-то в этом роде.
Эджли покачал головой.
— Никакое известное мне лечение не устранит повреждений. Президента всегда будут преследовать чужие воспоминания.
— Нельзя ли убрать эту жидкость из его гипоталамуса?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но, устранив чужие воспоминания, мы сотрем и собственные воспоминания президента. — Эджли помолчал. — Как ни прискорбно, рисунок поведения президента изменился бесповоротно.
— Тогда следует отстранить его от должности… навсегда.
— Такова моя рекомендация, — без колебаний сказал Эджли.
Оутс откинулся в кресле и сцепил руки за головой.
— Спасибо, доктор. Вы укрепили нашу решимость.
— По слухам, никто не может войти в Белый дом.
— Если русские смогли его похитить, — сказал Броган, — не вижу причины, почему мы не сумеем сделать то же самое. Но вначале нужно разорвать его связь с Луговым.
— Можно внести предложение?
— Пожалуйста.
— Существует превосходная возможность повернуть дело к нашей выгоде.
— Как?
— Вместо того чтобы прерывать сигналы мозга, почему бы не настроиться на них?
— Чего ради?
— Я со своими людьми могу перенаправить сигналы в наше контрольное оборудование. Если наши компьютеры получат достаточно данных, скажем, в течение сорока восьми часов, мы займем место в мозгу президента.
— Чтобы вытеснить ложные данные русских? — спросил Броган, заражаясь воодушевлением Эджли.
— Совершенно верно! — воскликнул Эджли. — У них ведь есть все основания считать истинными данные, поступающие от президента; поэтому мы сможем вести русских по любой дорожке, какую выберем.
— Мне нравится эта мысль, — сказал Оутс. — Вопрос в том, есть ли у нас сорок восемь часов. Невозможно сказать, что предпримет президент за это время.
— Стоит рискнуть, — решительно сказал Броган.
В дверь постучали, и в кабинет просунула голову секретарша Оутса.
— Простите, что мешаю, господин секретарь, но у мистера Брогана срочный звонок.
Броган быстро встал, взял телефон со стола Оутса и нажал кнопку.
— Броган.
Почти минуту он молча слушал. Потом положил трубку и повернулся к Оутсу.
— Спикер палаты представителей Алан Моран жив и находится на военно-морской базе Гуантанамо на Кубе, — медленно сказал он.
— А Марголин?
— Никаких сведений.
— Лаример?
— Сенатор Лаример погиб.
— Милостивый боже! — простонал Оутс. — Это значит, что Моран может стать нашим следующим президентом. Не могу найти более неподготовленного и беспринципного кандидата на эту должность!
— Феджин
[26]
в Белом доме, — заметил Броган. — Не самая приятная мысль.
Глава 60
Питт был уверен, что умер. У него нет было оснований не быть мертвым. И тем не менее он не видел яркого света в конце туннеля, не видел лиц друзей и родственников, умерших раньше него. Ему казалось, что он лежит в своей постели дома. Рядом с ним Лорен, ее волосы разметались по подушке, она прижимается к нему, обнимает за шею, крепко держит, не позволяя уйти. Лицо ее как будто светится, фиолетовые глаза смотрят прямо в его глаза. Он думает: а что, она тоже умерла?
Неожиданно она разжала руки и начала расплываться, отдаляться, уменьшаться и наконец исчезла. Сквозь закрытые веки пробился тусклый свет, и Питт услышал далекие голоса. Медленно, с огромным усилием, словно выжимая две гири по двести фунтов, он открыл глаза. Вначале ему показалось, что он смотрит на гладкую белую поверхность. Потом пелена бесчувствия, окутывавшая мозг, исчезла, и Питт понял, что действительно смотрит на гладкую белую поверхность.
Это был потолок.
