От дома Мюллера Фарго взяли такси до Мальмуска, портового района с видом на Фриуль, и отыскали там тихую кафешку. Устроились под зонтиком в патио и заказали по двойному эспрессо.
В миле от берега виднелся замок Иф — мрачная глыба цвета потускневшей охры, торчащая среди покатых утесов, остатков крепостного вала и каменных арок.
Хотя площадь острова составляла более семи акров, сам замок имел размеры поменьше, всего сто футов в ширину — и состоял из трехэтажного главного здания, с трех сторон от которого располагались орудийные башни с зубчатыми бойницами.
Замок Иф был воздвигнут в 1520-е годы по воле короля Франциска Первого как крепость для защиты города от атак с моря, но очень недолго просуществовал в этом качестве: вскоре его превратили в тюрьму для политических заключенных и еретиков. Как позже Алькатрас в Сан-Франциско, из-за своего расположения и смертельно опасных подводных течений замок Иф приобрел репутацию тюрьмы, откуда невозможно сбежать, — утверждение, которое было опровергнуто (по крайней мере, на страницах романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо»).
Сэм процитировал брошюру, которую прихватил с собой из турагентства в Старом порту:
— «Чернее, чем море, чернее, чем небо, он возвышается подобно призрачному гранитному великану, протягивая свои утесы, словно руки, готовые вот-вот схватить свою жертву». Так его описывал Эдмон Дантес.
— Отсюда все выглядит не столь мрачно.
— А ты посиди лет десять — пятнадцать в темнице.
— И то верно. Что там еще сказано?
— В тюрьме действовала строгая классовая система. Богатые заключенные могли оплатить содержание в камерах на верхних этажах, с окнами и камином. Тогда как бедных бросали в темницы подвала, так называемые ублиеты, которые…
— Это производное от французского глагола «oublier» — «забывать», — подхватила Реми. — По сути, они представляли собой каменные мешки с единственным входом через люк в потолке. — Реми и по-французски говорила явно лучше Сэма. — Если человек попадал сюда, о нем можно было забыть. В ублиетах гнили заживо.
Зазвонил телефон, и Сэм снял трубку.
— Мистер Фарго, у меня для вас кое-что есть, — раздался в трубке голос Сельмы.
— Слушаю, — сказал Сэм и включил громкую связь, чтобы Реми могла слышать.
— Мы расшифровали первые две строки символов на бутылке, дальше пока не выходит, — заговорила Сельма. — Понадобится время. Кажется, нам не хватает какого-то ключа. Итак, строки складываются в загадку:
Ошибка Капетинга, откровение Себастьяна.
Город под пушками.
Из третьего царства забытых знак, что вечный
Шеол падет.
Мы работаем над разгадкой…
— Я уже отгадал, — объявил Сэм. — Здесь говорится о замке Иф.
— Простите?
Он подробно рассказал об их встрече с Вольфгангом Мюллером.
— Его брат нашел бутылки в крепости. У нас уже был ответ, осталось лишь к нему вернуться. «Капетинг» относится к династии, из которой происходил король Франциск Первый; он построил крепость. Себастьяном звали Вобана, инженера, который предупредил власти, что форт практически бесполезен. По какой-то причине строители развернули фортификационные укрепления и бойницы не в сторону открытого моря, откуда могли явиться потенциальные захватчики, а в сторону города — вот вам и «город под пушками».
— Впечатляет, мистер Фарго!
— Это все из брошюры. А вот насчет второй строфы я не знаю.
— Зато я знаю! Кажется… — сказала Реми. — У евреев Шеол означает обитель мертвых, или преисподнюю. Вечный Шеол, напротив, означает «вечная жизнь». Помнишь цикаду с бутылки?
— С герба Наполеона. Возрождение и бессмертие, — закивал Сэм. — А вторая часть, «третье царство забытых»?
— Французская версия темницы, ублиет, что в переводе означает «быть забытым». Если мы не ошибаемся, где-то в подвалах замка нас ждет спрятанная цикада. Только вот зачем вообще нужна эта загадка? — удивилась Реми. — Почему не простое «идите туда-то, ищите то-то»?
— А вот тут начинается самое интересное, — ответила Сельма. — Судя по тому, что я успела перевести, книга Лорана — наполовину дневник, наполовину шифровальный ключ. Лоран довольно ясно дает понять, что сами бутылки — далеко не главная цель. Он их называет «указатели на карте».
— И куда они указывают? — спросила Реми. — И для кого предназначены?
— Он не говорит. Может, это выяснится, когда я закончу перевод.
— Что ж, похоже, наш любезный Лоран действовал по приказу Наполеона, — задумчиво произнес Сэм. — Раз они пошли на такие сложности, чтобы спрятать бутылки, значит, карта ведет к чему-то действительно очень ценному…
— Тогда понятно, почему Бондарук готов убивать, — отозвалась Реми.
Они поговорили еще несколько минут.
— Так-так… — одними губами произнесла Реми, скосив глаза. — Да у нас гости.
Сэм обернулся: через патио, держа руки в карманах куртки, к ним шел Холков. Сэм и Реми напряглись.
— Расслабьтесь. Думаете, я настолько глуп, чтобы пристрелить вас обоих посреди белого дня? — ухмыльнулся Холков, встав перед ними. Он достал руки из карманов и поднял вверх. — Без оружия.
— Вижу, вам удалось выбраться из машины, — сказала Реми.
Холков выдвинул стул и сел.
— Милости просим к нашему столу! — иронично проговорил Сэм.
— Вы могли бы нас столкнуть, — сказал Холков. — Почему не стали?
— Если честно, мы подумывали об этом. Если бы не ваш готовый схватиться за оружие приятель, кто знает?
— Мои извинения. Он слишком остро отреагировал.
— Полагаю, не имеет смысла спрашивать, каким образом вы нас выслеживаете? — спросила Реми.
Холков улыбнулся; но его глаза остались холодными.
— Полагаю, не имеет смысла спрашивать, зачем вы сюда приехали?
— Правильно полагаете, — отозвалась Реми.
— Не знаю, на что вы рассчитываете, — сказал Сэм. — Ваш коллега похитил, пытал и чуть не убил нашего друга, вы сами дважды покушались на нашу жизнь. Что вам надо?
— Мой работодатель предлагает перемирие. Сотрудничество.
Реми тихонько засмеялась.
— Дайте-ка угадаю: мы помогаем вам найти то, что вы ищете, что бы это ни было, а вы нас убиваете не сразу, а чуть позже.
— Вовсе нет. Мы объединим усилия и поделим прибыль, восемьдесят к двадцати.
— Мы даже не знаем, что ищем, — сказал Сэм.
— Нечто имеющее огромную ценность, как историческую, так и материальную.
— А какой из этих аспектов больше интересует Бондарука? — спросила Реми.
— Это его личное дело.
