Посвящает Терри, Дирку и Дане.
Ни одного отца Господь не благословил более любящими детьми.
Призрак из прошлого
15 апреля 1950 года
Озеро Флетхед, штат Монтана
Он поднимался из глубин подобно жуткому морскому чудовищу мезозойской эры. Слой зеленых водорослей покрывал кабину и бойлер, а с ведущих колес, в восемьдесят один дюйм диаметром, стекал серо-коричневый донный ил и с шумом падал в холодные воды Флетхеда. Старинный паровоз, медленно поднимавшийся над поверхностью озера, на какое-то мгновенье завис в воздухе на тросах огромного крана, установленного на деревянной барже. Под окном кабины из-под слоя стекающего темного ила еще виднелся номер — 3025.
Номер 3025, построенный на паровозостроительном заводе «Болдуин» в Филадельфии штата Пенсильвания, вышел за ворота завода 10 апреля 1904 года. Паровоз класса «Пасифик», крупный локомотив с мощными ведущими колесами, мог перегонять десять стальных пассажирских вагонов на большие расстояния со скоростью до девяноста миль в час. Он получил известность как 4-6-2: четыре колеса впереди, сразу за предохранительной решеткой, шесть массивных ведущих колес под бойлером и два малых колеса, установленные под кабиной.
Команда баржи со священным ужасом наблюдала за тем, как крановщик, умело манипулируя рычагами, осторожно опустил древний паровоз на палубу. Под его тяжестью баржа осела в воду на три дюйма. Прошло не меньше минуты, прежде чем шесть человек пришли в себя и отцепили тросы.
— Он великолепно сохранился, хотя пробыл под водой почти пятьдесят лет, — пробормотал капитан старой, потрепанной спасательной баржи, почти такой же древней, как паровоз.
С тысяча девятьсот двадцатых годов ее использовали для землечерпательных работ на озере и окружающих его протоках.
Боб Кауфман был добродушным и веселым человеком с загорелым лицом. Он уже двадцать семь лет работал на барже. Теперь ему было семьдесят пять, и он мог бы давным-давно уйти на пенсию, но, пока компания по дноуглубительным работам не увольняла его, он собирался трудиться и дальше. Его представление о хорошей жизни не предполагало сидения дома за складыванием паззлов. Он смотрел на человека, стоявшего рядом с ним, который, похоже, был немного старше.
— Что скажешь? — спросил Кауфман.
Мужчина, высокий и все еще стройный, несмотря на то что ему было далеко за семьдесят, с копной седых волос, повернулся к нему. Он задумчиво разглядывал локомотив через сине-лиловые очки. Над верхней губой мужчины красовались огромные серебристые усы, словно посаженные туда много лет назад. Кустистые брови дополняли его портрет. Он снял дорогую панаму и носовым платком смахнул пот со лба.
Затем прошел к поднятому локомотиву, который теперь прочно стоял на палубе, и сосредоточенно уставился на кабину. Вода и ил стекали по её ступеням и растекались по палубе.
— Несмотря на грязь, — наконец произнес мужчина, — он всё ещё красив. Железнодорожный музей обязательно найдет деньги для его реставрации, чтобы выставить экспонат на всеобщее обозрение. Это всего лишь вопрос времени.
— Повезло, что местный рыбак потерял забортный мотор и, протралив дно, нашел локомотив. Иначе он мог бы простоять там еще полсотни лет.
— Да, это, несомненно, удача, — медленно сказал высокий человек с серебристой шевелюрой.
Кауфман подошел к паровозу и провел рукой над одним из огромных ведущих колес. На лице его промелькнуло сентиментальное выражение.
— Мой отец работал машинистом в компании «Юнион Пасифик», — тихо сказал он. — Он всегда говорил, что локомотив типа «Пасифик» — лучший из всех, которые ему пришлось водить. Он обычно разрешал мне посидеть в кабине, когда приводил поезд в депо. К локомотивам этого класса прицепляли, в основном, пассажирские вагоны, так как они развивали высокую скорость.
Над поверхностью холодных вод появилась платформа с командой водолазов в прорезиненных брезентовых костюмах. На водолазах красовались скафандры; их груди стягивали тяжелые ремни; ноги были обуты в специальные сапоги с брезентовым верхом, медными носами и свинцовыми подметками, вес которых составлял тридцать шесть фунтов. В общей сложности оснащение водолазов весило сто пятьдесят фунтов. Длинные шланги-пуповины вели к установленному на поверхности насосу, подающему водолазам воздух. Платформу подняли, она зависла перед палубой. Пока водолазы поднимались на баржу, вторая бригада, спустившись по трапу, заняла свое место на платформе, уже опускающейся в воды озера, еще покрытые льдинами долгой зимы Монтаны.
В толпе членов экипажа баржи — людей в рабочих комбинезонах и одежде, испачканной смазочным маслом, — стоял высокий мужчина в аккуратно отглаженных широких коричневых брюках, кашемировой куртке, из-под которой виднелся дорогой вязаный свитер, и молча наблюдал за происходящим. Туфли этого человека были начищены до блеска, который не утратил своего сияния на палубе, пропитанной нефтью и маслом, среди ржавых тросов.
Он долго рассматривал толстые слои ила на ступенях, ведущих в кабину, затем повернулся к Кауфману.
— Давай приставим лестницу и поднимемся внутрь.
Кауфман отдал приказ рабочему из команды баржи. Вскоре появилась стремянка, ее приставили к выступу пола кабины сразу за сиденьем машиниста. Первым поднялся начальник спасательных работ, за ним последовал пожилой наблюдатель. Вода лилась с крыши как из ведра, а, когда открыли дверь топки, на металлический пол хлынул растворившийся уголь вперемешку с донным илом.
Сначала показалось, что кабина пустая. Клапаны, трубы и рычаги, установленные над бойлером, покрылись тиной. Грязь и ил на полу кабины были по щиколотку, но высокий спокойный наблюдатель, похоже, не замечал, что его туфли полностью погружались в это месиво. Наклонившись, он изучал три кучи, возвышающиеся, словно небольшие холмики на болоте.
— Машинист и кочегар, — объявил он.
— Думаешь?
Он кивнул:
— Уверен. Машинист — Лей Хант. У него была жена и двое детей, сейчас они уже зрелые люди. Кочегар — Роберт Карр. Он собирался жениться после рейса.
— А кто был третьим?
— Его звали Абнер Уид. Он заставил Ханта и Карра вести поезд, приставив им пистолет к затылку.
— У них неприятный вид, — пробормотал Кауфман с отвращением. — Странно, что они не превратились в скелеты.
— От них ничего не осталось бы, если бы они умерли в соленой воде, но холодная пресная вода озера Флетхед сохранила их. То; что ты видишь, представляет собой жировую ткань. Со временем при погружении в воду она разлагается, придавая телу восковой вид, — это называется омылением.
— Нам нужно вызвать сюда шерифа и коронера.
— Это приведет к задержке операции? — спросил незнакомец.
