Питт был сердит, чертовски сердит. Его раздражал Сэндекер, продолжавший отмалчиваться и уходить от жгучих вопросов, которые задавал ему Питт насчет взрыва, вызвавшего землетрясение. Он обижался на Стаси, теперь уже уверенный в том, что британские глубоководные исследования были на самом деле совместной разведовательной операцией с целью шпионажа на «Мокрых делянках». Вероятность того, что «Олд Герт» случайно погрузилась именно в этом месте, была пренебрежимо мала. Работа Стаси в качестве фотографа была лишь прикрытием. Она была секретным оперативным работником, это было ясно, как день. Единственная загадка, которую ему оставалось разгадать, — это название агентства, на которое она работала.
Пока он сидел, погруженный в свои размышления, Джиордино прошел в хвостовую часть салона и сел рядом с ним.
— Ты выглядишь сильно потрепанным, дружище. Питт потянулся.
— Я был бы рад сейчас оказаться дома.
Джиордино сразу понял, в каком Питт настроении, и искусно перевел разговор на коллекцию старинных и классических автомобилей своего друга.
— Над чем ты работаешь сейчас?
— Ты имеешь в виду, над какой машиной?
Джиордино кивнул.
— Паккард или Мармон?
— Ни то, ни другое, — ответил Питт. — Прежде чем мы отправились на Тихий океан, я восстановил двигатель Стутца, но не поставил его на место.
— Это зеленая городская машина выпуска тысяча девятьсот тридцать второго года?
— Именно она.
— Мы возвращаемся на два месяца раньше, чем предполагалось. Ты как раз успеваешь попасть на гонки классических автомобилей в Ричмонде.
— Осталось два дня, — задумчиво сказал Питт. — Не думаю, что мне удастся подготовить машину за это время.
— Позволь мне помочь тебе, — предложил Джиордино. — Вдвоем мы сможем поставить эту старую зеленую бомбу на стартовую линию.
Выражение лица Питта стало скептическим.
— Мы можем не получить этого шанса. Что-то происходит, Ал. Когда адмирал отказывается разговаривать, коровьи лепешки вот-вот полетят на ветряную мельницу.
Губы Джиордино изогнулись в принужденной улыбке.
— Я тоже попытался вытянуть из него что-нибудь.
— И что?
— Я мог бы иметь более содержательную беседу со столбами изгороди.
— Единственное, что он обронил, это что после посадки мы сразу отправимся в здание федеральной штаб-квартиры.
Джиордино выглядел озадаченным.
— Я никогда не слышал ни о какой Федеральной штаб-квартире в Вашингтоне.
— Я тоже, — сказал Питт, и его зеленые глаза загорелись вызовом. — Это еще одна причина, по которой я думаю, что нас дурачат.
Глава 21
Если раньше Питт только догадывался, что им предстоит водить хороводы вокруг майского шеста, то теперь он знал это наверняка, с того момента, как он взглянул на здание Федеральной штаб-квартиры.
Фургончик без всяких надписей и окон по бокам, который забрал их на базе ВВС Эндрюс, свернул с Конститьюшен-авеню, проехал мимо лавки поношенной одежды, поехал по мрачной аллее и остановился у ступеней обветшавшего шестиэтажного кирпичного здания за автостоянкой. Как оценил Питт, его фундамент был заложен в тридцатых годах.
Все здание целиком нуждалось в ремонте. Несколько окон с разбитыми стеклами были заделаны фанерой, черная краска на балкончиках из гнутых железных прутьев облупилась, кирпичи были выветрены и сильно выкрошились, и, как завершающий штрих, грязный бродяга растянулся на выщербленных бетонных ступенях за картонным ящиком, наполненным неописуемо убогим барахлом.
Два федеральных агента, сопровождавшие их с Гавайских островов, поднялись по ступенькам в вестибюль. Они не обратили никакого внимания на бездомного оборванца, тогда как Сэндекер и Джиордино мельком взглянули на него. Большинство женщин посмотрели бы на беднягу или с сочувствием, или с отвращением, но Стаси кивнула ему и удостоила его легкой улыбки.
Питт с любопытством остановился и сказал:
— Чудесный денек для того, чтобы позагорать.
Отщепенец, негр лет под сорок, взглянул на него.
— Ты что, слепой, парень? К чему мне загорать?
Питт заметил зоркие глаза профессионального наблюдателя, который разглядел каждый квадратный сантиметр рук Питта, его одежды, тела и лица, именно в этом порядке. Это уж точно были не рассеянные глаза праздношатающегося уличного бродяги.
— Ну, я не знаю, — ответил Питт тоном доброжелательного соседа. — Это может оказаться приятным занятием, когда вы получите пенсию и переберетесь на Бермуды.
Бродяга улыбнулся, сверкнув безупречными белыми зубами.
— Держись от меня подальше, приятель.
— Я попробую, — сказал Питт, развеселившись от этого странного замечания. Он прошел мимо этого первого эшелона замаскированной охраны и последовал за остальными в вестибюль здания.
Изнутри оно выглядело столь же обветшавшим, как и снаружи. Неприятно пахло дезинфицирующим средством. Зеленые плитки пола были сильно истерты, а стены голы и грязны, словно их несколько лет не мыли и не красили. Единственный предмет в обшарпанном вестибюле выглядел содержащимся в пристойном состоянии. Это был старинный почтовый ящик. Литая бронза сверкала в свете пыльных ламп, свисающих с потолка, и геральдический американский орел, изображенный над надписью «Почта США», сиял как в тот день, когда его вынули из литейной формы. Питт подумал, что это любопытный контраст.
Дверь старого лифта открылась бесшумно. Сотрудники НУМА с удивлением увидели, что внутри лифт блистал хромированными панелями, а лифтером был морской пехотинец в синей форме. Питт заметил, что Стаси ведет себя так, будто ей не впервые приходится проходить всю эту процедуру.
Питт был последним, кто вошел в лифт, и в полированных хромированных стенах он увидел свое отражение — усталые покрасневшие глаза и седую щетину на подбородке. Морской пехотинец закрыл двери, и лифт поехал со странным отсутствием каких-либо звуков. Питт вообще не чувствовал, что он движется. Никаких горящих цифр над дверью или на панели, по которым можно было бы определить, какие этажи они проезжают. Только какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что они очень быстро спускаются вниз на порядочную глубину.
Наконец дверь открылась. Она выходила в холл и коридор, которые были такими чистыми и прибранными, что ими мог бы гордиться фанатично блюдущий чистоту капитан корабля, федеральные агенты довели их по коридору до второй двери от лифта и встали в сторонку. Группа прошла через тамбур, разделяющий внутреннюю и наружную двери, который Питт и Джиордино сразу определили как воздушный шлюз, делающий помещение звукоизолированным. Когда внутренняя дверь закрылась, воздух из тамбура был откачан с ясно слышимым хлопком.
