– Ну-ну, старушка с косой еще не притопала к нам.
– Будет очень неловко, если в вашингтонских газетах появятся наши некрологи, – продолжал гнуть свое Джордино.
– Почему неловко?
– Ну как же, двое руководящих работников Национального подводного и морского агентства заблудились и погибли страшной смертью в самом центре пустыни Сахары. Ну кто в здравом уме поверит в это? Постой... ты слышишь?
Питт вскочил:
– Слышу!
– Кто-то поет по-английски. Господи, может быть, мы уже мертвы?
Они стояли бок о бок в лучах заходящего солнца и слушали, затаив дыхание, как чей-то голос не очень умело выводит хорошо знакомую им старую походную песню «Моя дорогая Клементина». Слова звучали все отчетливее, поскольку отчаянно фальшивящий певец приближался.
– "Ты пропала и исчезла навсегда, несчастная Клементина..."
– Сейчас появится в нашей ложбинке, – пробормотал Джордино, поудобнее взявшись за изогнутый гаечный ключ.
Питт в качестве оружия поднял несколько камней. Они бесшумно заняли позиции по обе стороны присыпанного песком автомобиля, приготовившись к отражению атаки и ожидая, кто же появится над их укрытием.
– "В пещере и в каньоне, копаясь в руднике..."
На склоне ложбины отразилась тень человека, ведущего какое-то животное.
– "Жил золотоискатель и его дочка Клементина..."
Голос стих, словно поющий заметил машину, покрытую песком. Чувствовалось, что он замер от этого неожиданного зрелища закамуфлированного автомобиля и осматривал его не столько с удивлением, сколько с любопытством. Затем он двинулся дальше, таща за собой на поводу упирающееся животное. Потом остановился у машины, потрогал ее и смахнул с крыши песок.
Питт и Джордино медленно выпрямились, вышли к незнакомцу и уставились на него, как на пришельца с другой планеты. Это был не туарег, ведущий верблюда по родной пустыне. Его облик был абсолютно чужд Сахаре и никак не вязался с окружающей обстановкой.
– Может быть, ему и не нужна коса? – пробормотал Джордино.
Мужчина был одет так, как в старину одевались покорители американского Дикого Запада: поношенная старая стетсоновская шляпа, хлопчатобумажные брюки на подтяжках, заправленные в поцарапанные и стоптанные кожаные сапоги. Завязанный на шее платок прикрывал нижнюю часть лица, придавая фигуре сходство с грабителями дилижансов со старинных гравюр.
Животное позади него оказалось не верблюдом, а осликом, на спину которого была возложена поклажа почти такого же размера, как и он сам. Там были продукты и прочие припасы, включая несколько круглых канистр с водой, одеяла, консервы кирка и лопата, а также «винчестер» помпового действия.
– Я понял, – с благоговением прошептал Джордино. – Мы скончались и попали в Диснейленд.
Незнакомец сдвинул платок, открыв седые усы и бороду. Глаза у него были зеленые, почти как у Питта, брови – под стать бороде, но торчащие из-под стетсона волосы еще только начали седеть, оставаясь в основном темно-коричневыми. Он был высок, ростом с Питта, и скорее полноват, чем худ. Губы его раздвинулись в дружелюбной улыбке.
– Я очень надеюсь, что вы, феллахи, говорите на моем языке, – тепло сказал он. – Потому что я очень нуждаюсь в компании.
29
Питт и Джордино обменялись недоуменными взглядами, а затем вновь уставились на эту старую крысу пустыни, убеждаясь, что глаза их не обманывают.
– Откуда вы взялись? – выпалил Джордино.
– Я мог бы спросить вас о том же самом, – парировал незнакомец. Он оглядел песочное покрытие «вуазена». – Вы те самые феллахи, которых ищет истребитель?
– А зачем вам это знать? – спросил Питт.
– Ну, если вы, джентльмены, намерены играть в вопросы и ответы, то я, пожалуй, двинусь дальше.
Пришелец вряд ли был кочевником, а поскольку он говорил и выглядел, как какой-нибудь американский фермер, Питт быстро принял решение довериться ему.
– Меня зовут Дирк Питт; а моего друга – Ал Джордино, и... да, вы правы, малийцы ищут нас.
Старик пожал плечами.
– Ничего удивительного. Они не любят, когда здесь бродят иностранцы. – Он удивленно посмотрел на «вуазен». – Силы небесные, как же вы так далеко заехали на автомобиле, если здесь нет дороги?
– Это было нелегко, мистер...
Незнакомец подошел поближе и протянул мозолистую ладонь.
– Все зовут меня просто Кид
[13]
.
Питт улыбнулся и пожал руку.
– Как же может быть, чтобы так звали человека вашего возраста?
– Давным-давно, в молодости, когда я в очередной раз возвращался домой после изыскательских странствий, я всегда первым делом направлялся в мою любимую забегаловку в Джероме, штат Аризона. И когда я заявлялся в этот бар, мои старые друзья в зале всегда приветствовали меня так: «Эй, Кид вернулся в город!» Так это прозвище и прилипло ко мне.
Джордино уставился на спутника Кида.
– Мулы как-то неуместны в этой части мира. Верблюд не практичнее?
– Начнем с того, – сказал Кид с заметным возмущением, – что мистер Перивинкль вовсе не мул, а осел. И по-настоящему выносливый. Верблюды могут без воды пройти дальше и дольше, но и ослов выводили и разводили для использования в пустынях. Обнаружив мистера Перивинкля гуляющим восемь лет назад на воле в Неваде, я приручил его, а когда отправился в Сахару, привез его с собой. У него и вполовину не такой скверный характер, как у верблюда, ест он меньше, а поклажи может нести почти столько же. Кроме того, они ближе к земле, что очень удобно для разгрузки и погрузки.
– Прекрасное животное, – пришлось признать Джордино.
– Похоже, вы собираетесь ехать. А я надеялся, что мы присядем и поболтаем немного. Я давно не встречал ни одной живой души, за исключением араба, который вел двух верблюдов на продажу в Тимбукту. А было это три недели назад. Я и представить себе не мог, что столкнусь с другими американцами, даже через тысячу лет.
Джордино посмотрел на Питта.
– Надо быть дураком, чтобы упустить возможность получить информацию от того, кто знаком с местностью.
Питт согласно кивнул, открыл заднюю дверцу «вуазена» и жестом пригласил старика внутрь.
– Не хотите ли дать отдых ногам?
Кид посмотрел на кожаные сиденья так, словно они были обшиты золотом.
– Я уж и не припомню, когда сидел в мягком кресле. Буду премного обязан.
Он нырнул в автомобиль, погрузился на заднее сиденье и удовлетворенно вздохнул.
– У нас всего лишь банка сардин, но мы будем счастливы разделить ее с вами, – предложил Джордино с любезной щедростью, свидетелем которой Питт бывал не часто.
