– А не проявятся они на фоне песчаной дюны? – спросил Чэпмен.
Уэбстер покачал головой:
– Ни один из путешествующих в здравом уме по пустыне не станет двигаться по мягкому песку дюн. Даже кочевники обходят их. Бродить по дюнам – верная смерть. Питт и Джордино наверняка соображают, что их надо избегать, как чумы.
– Но вы все-таки проведите наблюдения и съемку, – настаивал Сэндекер.
Уэбстер кивнул. Он был лыс и не имел никаких признаков шеи. Круглый животик свешивался через ремень, и весь он напоминал типичного мелкого дельца.
– У меня есть добрый друг, работающий ведущим аналитиком в Пентагоне. Он эксперт по спутниковой разведке в пустыне. Я думаю, что смогу поговорить с ним по душам, чтобы он просмотрел снимки с нашего «ГеоСата» на своем мощном компьютерном увеличителе.
– Я благодарен вам за такое решение, – искренне сказал Сэндекер.
– Если они там, то только он и сможет обнаружить их, – пообещал ему Уэбстер.
– А не разглядел ваш спутник следов самолета, на котором летела группа, изучавшая заболевание? – спросила Мьюриэл.
– Боюсь, пока нет. Во время последнего прохождения спутника над Мали ничего не было отмечено, кроме небольшого дымка, поднимающегося в одном месте по ходу движения камеры. Надеемся, что на следующем витке мы получим более подробный снимок. Но это может оказаться просто костер какого-нибудь кочевника.
– А разве в этой части Сахары достаточно дров для хорошего костра? – на полном серьезе спросил Сэндекер.
Ганн выглядел растерянным.
– О какой группе исследователей вы говорите?
– В Мали недавно прибыла группа ученых из Всемирной организации здравоохранения, – пояснила Мьюриэл. – Они искали причину распространения странного бедствия, отмеченного в пустынных деревушках кочевников. Их самолет исчез где-то между Мали и Каиром.
– Не было ли в этой группе одной женщины? Биохимика?
– Биохимиком группы была доктор Ева Рохас, – ответила Мьюриэл. – Мне доводилось с ней сотрудничать в одном проекте в Гаити.
– Ты знаешь ее? – спросил Сэндекер Ганна.
– Не я, Питт. Он назначил ей свидание в Каире.
– Ну, может, и хорошо, что он ничего об этом не знает, – сказал Сэндекер. – У него и так хватает проблем.
– Но ведь подтверждения о катастрофе еще не было, – с надеждой заметил Холланд.
– Может быть, они совершили вынужденную посадку в пустыне и остались живы, – предположила Мьюриэл.
Уэбстер покачал головой:
– Боюсь, нам просто хочется так думать. Наверняка к этому делу приложил свои грязные руки генерал Казим.
Ганн вспомнил:
– Незадолго до того, как я прыгнул в реку, Питт и Джордино беседовали с этим генералом по судовому радио. У меня сложилось впечатление, что это отвратительный тип.
– Жестокий, как все ближневосточные диктаторы, – сказал Сэндекер. – И иметь с ним дело вдвойне тяжело. Он даже не захочет встречаться и разговаривать с дипломатами из нашего государственного департамента, пока они не вручат ему жирный куш по линии помощи зарубежным странам.
Мьюриэл добавила:
– Он игнорирует Организацию Объединенных Наций и отказывается от любой заграничной помощи, которая могла бы облегчить существование народа его страны.
Уэбстер кивнул:
– Борцы за права человека, имеющие глупость въехать в Мали и протестовать, попросту исчезают.
– Он и Массард – два сапога пара, – сказал Ходж. – Они вдвоем ограбили эту страну и довели ее до полной нищеты.
Лицо Сэндекера стало жестким.
– Это не наша забота. Потому что не будет ни Мали, ни Западной Африки и ничего вообще на Земле, если мы не остановим красную волну. Так что давайте сразу отбросим все несущественное.
Снова заговорил Чэпмен:
– Теперь, поскольку у нас есть данные, в которых мы можем разобраться, давайте сконцентрируем все наши способности и усилия на разрешении этой проблемы.
– И желательно побыстрее, – сказал Сэндекер, сузив глаза. – Если мы не сделаем этого за тридцать дней, то ни у кого из нас не останется и мизерного шанса.
31
Свежий ветерок шевелил листья деревьев вдоль ограды над рекой Гудзон, пока Исмаил Йерли разглядывал в бинокль небольшую голубовато-серую птичку, сидящую вниз головой на стволе дерева. Он делал вид, что все его внимание занято птичкой, словно и не замечая человека, подошедшего сзади. На самом же деле он засек пришельца уже две минуты назад.
– Белогрудый поползень, – сказал этот высокий, довольно симпатичный незнакомец, одетый в дорогой бордовый кожаный пиджак. Он уселся на плоский камень рядом с Йерли. Его светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, с отчетливым пробором на левой стороне. Он равнодушно рассматривал птичку бледно-голубыми глазами.
– Черный хохолок на затылке указывает на то, что это самочка, – заметил Йерли, не опуская бинокль.
– Вероятно, самец где-то рядом. Возможно, охраняет гнездо.
– Неплохо, Бордо, – сказал Йерли, используя кодовую кличку мужчины, – Я и не знал, что вы знаток птиц.
– Вовсе нет. Чем могу быть вам полезен, Пергамон?
– Так ведь это вы попросили о встрече.
– Но не в этом же диком месте под пронизывающим ветром.
– А я не люблю тайной работы, которая проходит в ресторанах для гурманов.
– А мне претит мысль работать из-за угла и обитать в трущобах, – сухо возразил Бордо.
– Работать, обращая на себя внимание, неразумно.
– Моя работа состоит в том, чтобы защищать интересы человека, который мне платит, и платит очень хорошо. ФБР не собирается брать меня под наблюдение, пока не заподозрит в шпионаже. А поскольку наша работа – по крайней мере моя – не состоит в том, чтобы воровать американские секреты, я не понимаю, почему должен сшиваться среди всякого отребья.
Высокомерное отношение Бордо к разведке не нравилось Йерли. Хотя они были давно знакомы и не раз на протяжении многих лет работали вместе на Ива Массарда, но ни один из них не знал имени другого, да и не пытался узнать. Бордо возглавлял промышленную разведку «Массард энтерпрайзиз» в Соединенных Штатах. Йерли, известный ему только под кличкой Пергамон, часто доставлял информацию, крайне важную для международных проектов Массарда. За это ему платили щедро, гораздо больше, чем агенту французской разведки. Но непосредственное начальство Йерли терпело сложившуюся ситуацию, поскольку Массард имел прочные связи со многими членами французского кабинета министров.
– Вы теряете осторожность, мой друг.
Бордо пожал плечами:
– Я теряю желание иметь дело с этими неотесанными американцами, Нью-Йорк – просто клоака. Эта страна подвержена расовым и этническим раздорам и потому разваливается. В один прекрасный день Соединенные Штаты повторят экономический и региональный распад, происходящий сейчас в России и Содружестве Независимых Государств. Я жду не дождусь возвращения во Францию – единственное цивилизованное государство в мире.
