Фрейя вздохнула с облегчением и заулыбалась, точно Чеширский кот. Зелье сработало! Она по-прежнему отлично умеет составлять подобные снадобья! Вновь ожила музыка в зале, вновь зазвучал скрипучий голос Эксла Роуза из «Guns N'Roses»: «У моей сладкой детки такая улыбка, что в душе оживают воспоминания детства…» Мелодия сразу наполнила ночь, страстная и немного распутная, заставившая девушек за руку выводить своих парней на танцпол. Дэн и Аманда первыми начали «грязный» танец, в который вскоре оказались вовлечены и остальные посетители, включая преподобного отца с супругой. А Бауманы тем временем шумно возились в укромном уголке, и рука Росса уже скользнула Беки под блузку. Пожалуй, подумала Фрейя, им пора уходить. Что-то ребята чересчур развеселились. Даже у мэра, сидевшего за стойкой, появилось на лице мечтательное выражение.
Постукивая пальцами по стойке и покачиваясь в такт песне, Фрейя думала о том, что поступила совершенно правильно. Ведь даже Сол заметил — в баре что-то не так. Да и ей самой показалось, будто снова наступила зима. Но теперь от мороза не осталось и следа. Разумеется, Фрейя по-прежнему с ужасом вспоминала историю с Киллианом. Но одну маленькую победу — крошечное волшебство — ей все-таки удалось совершить!
Глава пятая
РАЗГОВОР С СЕСТРОЙ
— Как ты могла! — воскликнула Ингрид, вскинув на Фрейю глаза и застывая над тарелкой с овсянкой. Затем, опомнившись, она быстро спрятала в карман письмо, которое начала читать.
— А вот так! — беззаботно откликнулась Фрейя. Слишком она радуется, подумала Ингрид, чувствуя легкую зависть при виде сестриного ликования. А Фрейя, взяв небольшую гроздь винограда, принялась угощать ягодами своего ручного грифона — странный гибрид орла со львом, единственное поистине магическое создание из их прошлого. Совет разрешил оставить его лишь потому, что невозможно было отделить ведьму от ее ближайшего друга, не уничтожив при этом обоих. А теперь Оскар стал, пожалуй, великоват, хотя и был невидим для окружающих (это защитное заклятье Фрейя наложила на него много веков назад). Ручной грифон достиг размера крупного лабрадора, но душа у него оставалась нежной, как у домашней кошечки.
— И ничего не случилось? — с сомнением спросила Ингрид. — Зигфрид, я тебя отлично слышу! Но ведь ты виноград не любишь? — обратилась она к своему любимцу, черному коту.
— Абсолютно ничего! — хрипло выкрикнула Фрейя, с головой исчезнув в буфете и роясь на полках в поисках муки. Она только что вернулась после ночной смены в баре. И эта ночь, как всегда долгая и утомительная, показалась ей одной из лучших за последнее время. — Слушай, мне захотелось испечь блины. Хочешь блинков?
— Еще бы! Но что ты намерена делать дальше?
— А ты как думаешь? Разумеется, я снова буду заниматься магией! Ах, Ингрид, это было прекрасное ощущение! Я словно… опять стала собой… понимаешь? — Она ловко разбила в миску несколько яиц, то и дело восхищаясь тем, как замечательно и чисто у них на кухне. Вообще все вокруг теперь сверкало чистотой, да и сам дом выглядел значительно лучше с момента появления заботливых Альваресов. Вдобавок Джоанна сильно привязалась к Тайлеру, и это было здорово. Собственно, всем троим он сразу понравился. Он оказался очень забавным и не по возрасту мудрым. Мальчик мог обыграть любого в шашки, умел складывать и вычитать в уме большие числа. А однажды с торжественным видом сообщил, что от дома до пляжа пятьдесят семь шагов. Ел Тайлер в основном сладкое, что делало его поистине идеальным компаньоном для Джоанны — трудно было найти пирожное или печенье, которое бы ее не привлекло. Ингрид приносила для Тайлера из библиотеки книги о шашках и шахматах, а Фрейя играла с ним в прятки в саду. В общем, дом явно стал счастливее с тех пор, как в нем поселились Альваресы.
Фрейя заметила, что Ингрид снова тайком перечитывает письмо. Старшая сестра начала получать таинственные послания еще прошлым летом. Всегда в простом белом конверте и без обратного адреса. Кто автор, Ингрид не говорила, а Фрейя и не допытывалась. После того как сестры вновь оказались в Нортгемптоне, они старались поддерживать дружелюбный мир. Фрейя, например, не стала спрашивать у Ингрид, почему та провела последние годы в должности скромного библиотечного работника. Ингрид, в свою очередь, даже не выясняла причины отъезда младшей сестры из Нью-Йорка, когда та вдруг продала свой пользовавшийся популярностью бар. Если бы у них возникло желание чем-то поделиться, они бы все рассказали сами и без лишних проволочек. Ведь временами обе весьма охотно делились самыми сокровенными тайнами, как, впрочем, и одеждой, но, кроме того, уважали личное пространство друг друга.
Забавно, но, оказавшись в Нортгемптоне, сестры сразу же вернулись к своим старым привычкам и заняли обычные места на фамильном древе. Ингрид работала днем, Фрейя, напротив, часто выходила в ночную смену. И чаще всего они встречались за завтраком.
Фрейя буквально за пару минут смастерила блины. Тут и не нужно было прибегать к магии — на вкус ее блинчики всегда оказывались изумительными. Сейчас они получились легкими, чуть маслянистыми, со сладким ореховым привкусом. Фрейя напекла две полные тарелки и поставила на стол. Свою порцию она полила кленовым сиропом, Ингрид предпочитала в качестве дополнения фрукты.
— Тебе мама говорила о мертвых птицах, которых нашла на пляже? — спросила Ингрид.
Фрейя кивнула, орудуя вилкой.
— Да. И что особенного?
— Она не уверена, но полагает, что это некий знак.
— Угу. А еще она считала моего старенького учителя английского языка колдуном. Мама была уверена, что его выпустили специально для слежки за нами. А все случилось после того, как он заявил, что я списываю. На экзамене в восьмом классе, помнишь?
Ингрид хихикнула:
— Бедный мистер Суини! Слава богу, что маме это запрещено, иначе она бы моментально превратила его… ну, даже не представляю в кого! — Ингрид наслаждалась единомыслием с сестрой. А уж разговоры об их потрясающей матери были для них одним из самых больших удовольствий в жизни. Поистине неисчерпаемая тема для бесед.
— Что маме действительно нужно, так это, разумеется, ухажер, — произнесла Фрейя, прямо с тарелки подкармливая кота Зигфрида. — Надо же ей переступить через свои отношения с папой. — Сестры не видели отца с тех пор, как им вынесли приговор Совета, и об этом у них в семье никогда не говорили. Упомянуть об отце наверняка означало, что мать снова страшно рассердится. Сестры считали позором то, что родители полностью разорвали отношения друг с другом, но здесь они были бессильны. Отец исчез, и мать совершенно не желала о нем говорить. Все, конец истории, точка. Фрейя старалась не держать зла на родителей, хотя отец, исчезнув из их жизни, никогда больше не пытался с ними связаться.
Так было проще. И она уже могла притворяться, что в семье всегда было только двое. Она и старшая сестра. Слишком мучительными и печальными стали для Фрейи воспоминания об ее пропавшем брате-близнеце. В доме эту тему также обходили стороной, разве что каждый год в феврале, в его день рождения, зажигали свечу. Кстати, в память об отце они и такой малости не делали. От него осталась пустота — незанятое место за столом.
