– Кажется, – щелкнула его по носу Ирка. – Отряд ходил в поход, а ты сидел в лагере…
Кабанов хотел задать еще много вопросов, но тут в дверях появился Семен Семенович.
– А вы тут что делаете?
– Болеем, – быстро нашлась Ирка, при этом не расцепляя рук на шее у Кабанова.
– Вижу я, как вы болеете. А ну, марш отсюда!
– Но Вера Павловна… – начала Ирка.
– Я с Верой Павловной сам разберусь. Быстро в отряд! Что это за хождения после отбоя?
– Не было отбоя, – подал голос Сашка.
– Как это не было? Был! – Семен Семенович послушал свои наручные часы, потряс рукой. – Все равно – идите! Все бы вам больными прикидываться.
Третьего приглашения не понадобилось. Ирка с Сашкой выбежали в коридор, а оттуда к лестнице.
– Сашка! – вдруг крикнула Зайцева и крутанулась на месте, заставляя волосы взлететь рыжим каскадом. – Какой же ты… классный!
Она хотела его снова обнять, но Кабанов уже спустился по лестнице вниз. Ирка бросилась за ним, оставив после себя в гулком холле одинокое эхо. Оно постучало головой об стенки, позвенело перекрытиями перил и обиженно смолкло. Наверное, нашло себе компанию в пыльном углу.
– Вот, вот, смотри! – Кирюша тыкал папкой в пробегавших мимо Ирку с Сашкой. – Распустила отряд! Знаешь, что тебе за это будет, Алюша?
– А не пошел бы ты, Кирюша… – устало ответила Алена и побрела к корпусу.
Все-таки надо этим оболтусам устроить сегодня взбучку. Что-то они стали много себе позволять в последнее время.
А в спину ей из окна второго этажа палаты изолятора смотрел Семен Семенович. С одной стороны, он был страшно недоволен тем, что радист Витек пропустил время подачи сигнала к отбою и теперь в лагере нарушен режим. И что первый отряд уже какой день ведет себя странно.
Но с другой стороны…
Курицын и сам не заметил, как приподнялся на мысочки, чтобы еще раз взглянуть на убегающую парочку. Ту самую, что он спугнул в палате. Рыжая девочка и парень со странным лицом. Кабанов, кажется. Вот не повезло мальчику – весь отряд в поход отправился, а он в изоляторе целый день провел, проскучал у окна. Начальник вдруг с болезненной горечью ощутил свой возраст. Что он уже немолод, что уже никогда вот так не пробежит по дорожке, чувствуя в своей руке чужую, немного влажную от волнения и от бега ладонь. Как же он хотел вновь вернуть это чудесное время, когда лето – лето, а зима – зима, а не сумасшедшая череда солнца и снега. Когда поминутно влюбляешься, требуешь чужой любови, беззастенчиво ее теряешь. Ах, детство. Какое оно у этих ребят счастливое. Да у всех оно счастливое и беззаботное. Другого ведь не дано.
Но вот в ноге у начальника болезненно дернулась мышца, так что пришлось встать ровнее и подумать о своем здоровье, а не о каких-то шалопаях, что, может, не так скоро добредут до корпуса, а будут опять целоваться, спрятавшись в магнолии или за акацию.
Из наступающих сумерек было не понятно, кто это стоит в окне – то ли начальник лагеря, то ли еще кто. Начальник ушел… Или задержался?
А под магнолиями и правда целовались. Но были это не Сашка с Ирой, а Матвей с Аленой. Не умея верно что-то сказать, только зная, как это – правильно, напарник просто сгреб проходящую мимо страшно довольную тем, что отругала Кирюшу, Алену и стал целовать. Не до разговоров им пока было.
– Я тебя очень люблю, – шептал он. – Ты мне нужна. Хочу, чтобы ты всегда-всегда была со мной.
– До самой смерти? – хихикнула Алена. – Чтобы мы жили долго и счастливо и умерли в один день?
– Мы никогда не умрем, – категорично отрезал Матвей и снова стал целовать Алену.
Уставший за сегодняшний такой длинный, суматошный и непонятный день, первый отряд тихо сидел по палатам. Аня забралась с ногами на кровать и, обняв подушку, смотрела в окно. Поход ее лишний раз убедил, что жизнь прекрасна, что любовь – вот она, в ней, в воздухе, в соловьиной песне. И всему этому она тихо улыбалась.
Томочка с Кузей, которые все еще никак не могли начать снова «приторно» радоваться действительности, изучали свои ссадины и синяки в зеркало.
– Миленькая, голова не болит? – хрипло спросила Зайцева. Она выступила из-за кустов акации и пристроила локти на подоконнике.
Томочка стрельнула в ее сторону злым взглядом.
– Не болит, – ехидно сложила она губы трубочкой.
– Да? – Ира почесала нос. – Странно.
– Что тебе странно? – От клокотавшей в душе ярости Томочка отложила зеркало и выпрямилась.
– Да я куклу вуду проверяю. Что-то не работает.
Миленькая мгновенно побледнела, взглянула на Кузю и полезла под простыню своей кровати, зашарила там, все выше и выше вскидывая матрас.
– Где? – из-под одеяла спросила Томочка.
– Ты не это потеряла?
Ирка посадила на подоконник куколку, сделанную из носовых платков, ручки-ножки были перевязаны разноцветными нитками, в грудь и голову были воткнуты три булавки с яркими головками. Ира ногтем подцепила болтавшуюся нитку, начиная разбирать куклу.
– Отдай! – рванула через все кровати Томочка.
– Щаз, – победоносно усмехнулась Зайцева, втыкая булавки в раму окна. – А это чтобы злые духи через окно не входили.
Скомканным платком она обмахнула грязный подоконник.
– Постирать не забудь, – бросила Ира платок Томочке.
Та не успела увернуться, и платок попал ей в лицо.
– Откуда ты узнала? – с восторгом спросила Моторова.
– Вера Павловна рассказала. Они здесь без нас шмон устроили, все кровати перевернули. Вот кукла и выпала. Вера Павловна Алене показала, а она мне отдала. Боялась, что произойдет что-то плохое. А знаешь, из-за кого они все это сделали?
– Заткнись, – сжала кулаки Томочка. В глазах злые слезы, толстые щеки подрагивают, челка стоит дыбом.
– Чего эти две убогие хотели?
Томочка перелезла через последнюю кровать, отделяющую ее от Ирки.
– Не надо, – тянула ее Кузя обратно. – Не надо. Ну что ты… не надо.
– Встречайте! – хлопнула в ладоши Ирка и повернулась к акациям. – Приз в студию!
Из сумрака выступил Сашка. Он неловко улыбался, но все равно было видно, что Иркино внимание ему приятно. Зайцева тут же обвила шею Сашки руками и крепко поцеловала в губы. Томочка задохнулась от ярости.
– Ты его не достойна! – взвизгнула она, отталкивая от себя Юльку. – Ты – дрянь!
– Посмотрите на этого ангела, – торжествовала победу Ирка. – Пока она на кладбище не сбежала. Хотела всех убить и остаться вдвоем с Сашенькой? Ты для этого все выведала у Карины? Так вот – не будет тебе этого!
Палата оглушенно молчала, лишь Миленькая рыдала, уткнувшись в подушку.
