Слава чартеру Вайн (сплошная зелень), чьи оздоровительные курорты по всему миру приносят пользу тем, кто может себе это позволить!
Богдан закрыл глаза, омываемый пятиэтажной Силой Численности, Силой Разнообразия, Силой Сплоченности.
Основатели чартера Кодьяк были гиганты. Спрос на суда их модели охватывал все верфи земного шара. Все препятствия на своем пути они устраняли с помощью финансовых или иных средств. Какое-то время Кодьяк был знаменем всех чартистов, но героический период длился недолго. Все тридцать два пионера покинули корабль, чтобы сколотить себе индивидуальные состояния, и на борту остались только бедолаги вроде Кейла и Джералда.
Кто-то потрепал Богдана по голове — Трой Тобблер.
— Привет, золотенький! Дедушку на кресле катаешь?
Пухлые руки Троя торчали из коротких желтых рукавов зеленой с серебром парадной рубашки. Богдан бросил взгляд на свои — тоже пухлые, без намека на мускулы, но все-таки не совсем такие.
— Есть кто дома? — Трой помахал рукой перед глазами Богдана. — Что новенького у вашего как-там-его-звать? А какая вообще тюряга у ментаров? Им правда режут выводной механизм? Жесть.
Богдан помнил себя в возрасте Троя, помнил, как хорошо тогда было жить. Кодьяки еще владели кое-какими верфями в ЮАР и Европе, им принадлежало все здание на Хоув-стрит и чартерные дома в других городах. Все иногородние софамильники, бывая в Чикаго, привозили ему подарки. Им нравилось слушать его разговоры, а Лиза пела песенки, которые он сочинял.
— Трой, — сказал он, глядя на юного Тобблера со всей интенсивностью шестьдесят первого часа бессонницы, — ты уже кому-нибудь рассказал про Хьюберта?
— Нет. Как раз собираюсь.
— Лучше не надо. — Да ну?
Богдану хотелось стереть пацана в порошок, но он сдерживался.
— Ты ведь не сказал им, что взломал мою дверь, так ведь?
— Не-а.
— Ты сказал, что заставил меня самого открыть. Или Сэма. Вот и вышел чистеньким.
Трой усмехнулся.
— Так же и с Хьюбертом. Можешь рассчитывать на то, что я сам все выложу. Ну так как?
— Не, не пойдет.
На голову Богдана легла чья-то рука. Он смахнул ее и оглянулся. Это оказался пожилой человек в скафе чартера Кэндел (малиново-сине-черный).
— Твой софамильник спит, сынок? Или как?
— Самсон? Да, мар, наверное. Трой тем временем успел смыться.
— Жаль. Хотел выразить ему свое уважение.
— Я могу записать вас, мар, — предложило кресло. Чартиста это устраивало.
— Здравствуйте, Самсон Кодьяк, — начал он. Веки Самсона затрепетали. — А, вот вы и проснулись.
— Да? — Самсон попытался сфокусировать на нем взгляд. — Чем могу помочь, офицер?
— Ха-ха. Я не из службы безопасности, мар Кодьяк. Чарльз Кэндел. Мы с вами встречались в тридцать восьмом, когда вы еще звались Харджером, а я Соузом.
Самсон нахмурился, вспоминая.
— Чарльз Соуз? Да, как же! Киберскульптура. Но вы тогда были совсем еще мальчик.
У Кэндела отвисла челюсть.
— Вы еще помните меня век спустя! Точно, я был мальчишкой, неуспешным студентом, но ваши лекции по формовке псевдотканей меня увлекли. А ваша мастерская, если быть кратким, дала направление всей моей жизни. Остальное — уже история.
— История? Что он имеет в виду, Генри?
— Меня зовут Хьюберт-пояс. Map Кэндел-Соуз выражает вам признательность за положительное влияние, оказанное вами на его судьбу век назад.
— В самом деле?
— Да-да, — подтвердил Кэндел. — Можете мне поверить, мар Кодьяк. Вы изменили мою жизнь в корне. Я видел ваше небесное шоу, потом услышал, что вы здесь, вот и решил поздороваться.
Когда Кэндел откланялся, к Самсону подошли еще двое. Скоро рядом с креслом выросла целая очередь.
— Хьюберт-пояс, — сказал Богдан, — доложи Эйприл обстановку и предупреди, что мне надо отлучиться по своим делам.
— Она говорит, что кого-нибудь пришлет. Пришедшая Китти оторопела при виде очереди, но Богдан,
не дав ей никаких разъяснений, уже ушел.
— Трой Тобблер, — запросил он, вернувшись к съездовской карте-схеме. Там появилась движущаяся точка, и Богдан устремился за ней в погоню.
Синяя пчела выползла из кармана укрытого пледом носителя. Укрывшись под его лацканом, она продела сквозь ткань волосообразные камеры, чтобы получить визуальную картину и совместить с лицами голоса, которые записывала для коман-дующего-2.
Все шло как по маслу, и Фред начинал надеяться, что вечер обойдется без происшествий. Количество присутствующих дошло до 47 600 человек. У сканеров конфисковали 1200 единиц смертоносного оружия, в основном лазерных сабель и карманных дубинок. Задержали трех правонарушителей, объявленных в розыск (о чем они только думали, когда лезли в сканер класса «арена»?). Завернули назад 536 человек с поддельными или просроченными удостоверениями чартистов.
Смертных случаев на данный момент произошло семь — все от естественных причин, очевидно: три инфаркта, один инсульт, одно удушье (хот-дог в горле застрял), два под вопросом. Мертвых и умирающих, изымаемых с минимальным шумом, быстренько помещали в биостазис.
Отряд дружинников чартера Гуж нес свою вахту без всяких стычек с силами «Полезных людей». Настоящие профи, вынужден был признать Фред. Благодаря присутствию пятисот Гужей многих своих итерантов он держал про запас в служебных коридорах, пронизывающих все здание центра. Решив, что теперь самое время сделать обход, он поговорил со всеми, кто оставался в резерве — джерри, белиндами, рассами. Запасники дремали, переговаривались, играли в азартные игры. Офибайторы обслуживали их как положено, но выглядели они не очень довольными, особенно рассы. Фреду показалось даже, что братья его избегают. Еще двадцать найков расхаживали взад-вперед, аж в глазах рябило. Удивляться нечему — их готовят к уличным боям, где можно всласть помахать дубинками, а не к мирному патрулированию и уж тем более не к отсиживанию в коридорах.
— Жиль, — сказал Фред, вернувшись в свой штаб, — пошли запасным пиццу с содовой и начинай понемногу выводить их в патрули. А найки, которые в резерве, пусть чередуются с теми, что сидят здесь.
Есть, ответил Жиль.
Продолжая обход на территории съезда, Фред почувствовал себя странно. Столько дикарей, и у каждого свое неповторимое лицо, своя фигура, свои параметры. И некрасивые есть, даже откровенно уродливые. Не спутаешь с аффами, которые теоретически тоже ведь дикари.
Большинство чартистов его игнорировали, но некоторые здоровались вполне дружелюбно. Рассов все любят.
Гужи, выделяющиеся своей громадностью среди всех остальных, его как-то успокаивали. И парадная форма у них красивая, скафы оливково-зеленые, верх с острым вырезом тоже оливковый или горчичный, в зависимости от статуса. На груди круг с литерой «Г», под ним имя. Над левым плечом парит оливковый шарик с той же горчичной «Г».
