Привет, сказала она. Может, поговорим? Это место и мне не внушало уверенности, поэтому я обратилась к твоему Маркусу, и он сказал, что здесь нет ни камер, ни микрофонов, ничего такого. Если обнимешь меня, об этом никто знать не будет.
Но он не обнял. Даже слова ей не сказал. Только закатал рукав и поднес к глазам свою бледную руку.
Милый, сказала она, я знаю, что ты теперь полностью колонизирован. Как и я, и весь Чикаго, и две трети нашей страны. Никто от этого не в восторге, но многие согласны, что «вошки» гораздо лучше, чем слизняки.
Фред хлопнул себя по лбу. Раньше он никогда так не делал, и это обеспечило ему полное внимание Мэри. Довольный этим, он раскинул руки, как бы охватывая незримую аудиторию за стенами камеры, и сказал спокойно, но властно:
— Мы с женой для вас представления устраивать не намерены.
Фреда привели. Мэри встала, сделала ему навстречу пару шагов.
— Здравствуй, Фред.
Он молча сел на кровать. Только его глаза говорили, как он по ней скучает. Мэри вернулась в кресло. Они поговорили о доме, о его деле, о судебном процессе — как всегда. Сегодня Мэри принесла очень важную новость, но не знала, как сообщить ее Фреду.
— Эллен Старк говорит… — начала она, но Фред потемнел при одном этом имени. — Она говорит, что юрист ее Кабинета будет защищать тебя вместе с Маркусом. Говорит, что…
— Нет, — отрезал ее муж.
Кровать посередине провисла. Они лежали лицом к лицу, не касаясь друг друга, и говорили одними глазами, как всякий раз. Фреду не терпелось высказаться первым. Его взгляд рассказывал о целой череде неприятных инцидентов, и даже страх там сквозил. Он страдал от одиночества, от унижений, которым подвергался в тюрьме. Мэри едва сдерживалась, так ей хотелось его обнять.
После часа такой беседы Фреду стало немного легче. Он блаженно зевнул и поднял бровь, показывая Мэри, что теперь ее очередь.
Та старалась не слишком показывать, как она счастлива. Спасение Эллен из клиники до сих пор было у всех на устах, и евангелины вновь оказались в центре внимания.
Мало того — благодарная Эллен решила разработать евангелинскую гологолли для сериалов, посвященных этому типажу. Имит еще не закончен, а все крупные студии уже рвутся приобрести его. «Голубая гагара» заказала тысячу копий, «Четыре ступени» на прошлой неделе — пятьсот. Все десять тысяч экземпляров ограниченного издания будут распроданы еще до официальной даты выхода в свет.
Но и это еще не все. Весь доход от продажи имитов «Белый день» — собственная студия Эллен — будет отчислять в фонд Ренаты Картер и Александры Перри для обучения и омоложения евангелин.
И это еще не конец. Эллен дарит по одной гологолли Мэри, Синди и другим работавшим в клинике линам. У меня будет своя гологолли, Фред. И она уже включена в сценарий «Шелковой Шерли»! Ты хоть представляешь себе, как это выгодно? Я за месяц столько не получаю, сколько она приносит за один день.
Понимаешь, что это значит? Что мы с тобой, Фред, обеспечены на всю жизнь. Когда ты выйдешь отсюда, найдем квартиру получше. Сможем поехать куда захотим и не возвращаться сколько нам будет угодно. Это значит…
Перед Мэри вдруг возникла Рената на своем травяном ложе. Это все еще случалось с ней раз по десять на дню. Мэри прослезилась, оплакивая ее, и Хэтти тоже, и Алекс. Даже Рейли. Не потому, что он был тяжело ранен — он уже поправился и вернулся на службу, а потому, что Рейли такой безупречный расс.
Вынужденная оплакать столько людей, Мэри свернулась калачиком на кровати и промочила покрывало слезами. Ей очень не хотелось устраивать «вошкам» такой спектакль, но справиться с собой она не могла. А Фред просто лежал рядом и мучился.
Они вздремнули немного, все так же не соприкасаясь, но дыша в такт. Проснувшись, Мэри увидела угрюмый взгляд Фреда. Он показал на себя и, нарушая свое же суровое правило, дотронулся до нее. Взял ее руку в свои лапищи. Эти холодные руки пронизывали ее током, и она не разобрала, что такое он чертит пальцем ей на ладони. Лишь после повтора она узнала иероглиф «обязательство» с подтекстом «честность» и «неоплаченный долг». Когда Мэри подняла на мужа глаза, он втянул щеки и прижал палец к носу.
Она едва удержалась от смеха: ни дать ни взять Гуж! Но Фред не шутил — он пытался ей передать что-то очень важное. Он снова ткнул себя в грудь. Обязательство. Честность. Неоплаченный долг.
— Последний дубль был очень хорош, мар Скарленд, — сказал режиссер в микрофон. — Давайте-ка вернемся к Удивлению Сидя.
Мэри в записывающей кабине «Белого дня» села на табурет, сделала вдох, выбросила из головы все ненужные мысли.
— Готова.
— Я слышал, лина, с тобой случилось несчастье. Мэри удивленно подняла брови.
— Отлично. Перейдем к Удивлению Вставая.
— Я готова.
— Лина, мар Доддер умер! Мэри вскочила на ноги.
— Прекрасно. Удивление Мнимое.
— Я готова.
Перерыв на кофе. Мэри сняла шлем, потрясла волосами. Выйдя из кабины в холл, она встретила Синди и Джорджину.
— Не знала, что быть актрисой так трудно, — сказала Синди.
— Вы над какими каскадами работаете? — спросила Джорджина.
— У меня удивление.
— А я возбуждение изображаю.
— Ну, это для тебя должно быть проще простого, — засмеялась Джорджина.
— Правда? Почему же тогда оргазм перепал тебе? «Оргазм Сидя», — передразнивая режиссера, завела Синди. — «Хорошо, хорошо. Теперь Оргазм Стоя».
Сестры, глядя друг на друга, расхохотались (Смех Глупый).
Эллен в отличие от них не смеялась — ее голос раскатывался по холлу гневным крещендо. Мэри хорошо представляла себе ее покрасневшее лицо в баке. Лины, как одна, повернули в офис — на помощь.
Эллен-муляж, высокая стильная женщина, приперла к стенке делового партнера Кларити. Та встретила евангелин с нескрываемой радостью, но Эллен зарычала:
— Минуту! Не видите, что мы заняты?
— Извините, — сказала Синди.
— Мы пойдем, пожалуй, — сказала Джорджина.
— А обещанный сюрприз когда будет? — спросила Мэри. Эллен опешила, заслонила лицо руками и, заметно успокоившись, предложила:
— Может, прямо сейчас?
Евангелины согласились и вышли из офиса следом за ней. «Спасибо», — одними губами выговорила Кларити. Эллен привела их в монтажную.
— Она готова процентов на шестьдесят, подтекстовый механизм плохо отлажен, крупные планы требуют серьезной доработки — но что вы о ней скажете?
В комнате появился имит с рабочим именем Лина, в сине-голубом скафе, напоминающем униформу «Полезных людей». Она вполне укладывалась в нормы типажа, хотя носик, пожалуй, был вздернут слишком задорно, брови слишком тщательно вычерчены, бюст и бедра круглей, чем надо.
