Я даже рискнул связаться с Финном и намекнуть ему, что кое над чем работаю. Это было бы воспринято им с нескрываемым облегчением. Мое исчезновение заставило его отменить целую кучу назначенных интервью и отказаться от прочих, уже запланированных рекламных ходов в отношении «Внутренних демонов». Правда, были здесь и свои положительные моменты. Муссирование истории об испарившемся в одночасье авторе, несмотря на снисходительный, а зачастую и критический тон, способствовало увеличению продаж книги, и даже самому Финну пришлось дать несколько интервью по поводу моего загадочного исчезновения. Сам-то он прекрасно знал, где именно я скрываюсь, и наверняка догадывался о причинах случившегося, однако предпочитал нагнетать атмосферу таинственности, не пренебрегая для этого ни единой возможностью.
Что же касается меня самого, то вновь вспыхнувшая тяга к творчеству отнюдь не сопровождалась прежним, в общем-то, достаточно доброжелательным отношением к саморекламе. Мне наконец-то удалось определить для себя наиболее оптимальные условия работы: полная изоляция в сочетании с соблюдением четкого графика, регулярного физического труда в саду или в доме, а также общение с тем, с кем я всегда могу расслабиться и выпить. Отныне вся жизнь протекала в пределах участка площадью два квадратных километра, на которых были расположены летний домик, местный магазин, а также пляж, куда я ходил подышать свежим морским воздухом.
В реальной жизни мне этого вполне хватало. Все остальное происходило в моих фантазиях.
Роман «Патрон в обойме» был задуман как повествование о буднях наших солдат в Ираке. Однако никакой политикой в нем и не пахло. На фоне описаний незнакомой страны, армейской среды, с ее дисциплиной, вечным соблюдением секретности и непростыми взаимоотношениями между переводчиками, рядовыми и их командирами, разворачивалась жуткая история в духе рассказа о десяти негритятах. Действие происходит на изолированном пограничном блокпосту, занятом небольшим подразделением солдат. Поначалу цепь происходящих там насильственных смертей невольные участники событий пытаются списать на неудачное стечение обстоятельств — неосторожное обращение с взрывчаткой, случайный выстрел и т. д. Однако вскоре всем становится ясно, что это — убийства, причем со временем они становятся все более изощренными и кровавыми. По мере уменьшения численности подразделения напряжение, которым проникнута атмосфера на блокпосту, возрастает: от взаимного недоверия солдаты переходят к прямым обвинениям в адрес недавних товарищей. Между тем число жертв растет. Перед смертью несчастные подвергаются жестоким пыткам, которые наводят на мысли о религиозных мотивах убийств. Обезумевшие от страха солдаты подвергают главного подозреваемого, переводчика Масеуфа, суду Линча, при этом разрывая его на куски в буквальном смысле. Однако, поскольку убийства на этом не прекращаются, начинается настоящая война всех против всех. Когда в живых остаются лишь двое, главному герою, Бенту Клёвермарку, удается заманить истинного убийцу на минное поле, где тот и гибнет, а герой при этом лишается ноги.
Помнится, глядя на лежащую передо мной готовую рукопись — бумажную кипу, насчитывавшую триста двадцать пять листов, — я испытал некоторое удивление. Оказалось, что, лишившись званий супруга и отца, я все еще могу именоваться писателем.
33
Кто бы ни оставил прислоненную к дверям книгу на крыльце дома Линды Вильбьерг — а это мог сделать только убийца, — он не стал утруждаться и паковать ее. На этот раз никакого конверта не было, и мне с первого взгляда стало понятно, что́ это за издание. Даже по задней стороне обложки я видел, что это экземпляр моего первого бестселлера «Внешние демоны».
Отступив на шаг назад, я разглядывал лежащую передо мной книгу. Сердце в груди забилось сильнее. Внезапно вернулось ощущение, будто за мной следят. Мне казалось, что некто, сидящий в каком-то помещении перед множеством мониторов, внимательно наблюдает за каждым моим движением, отмечая малейшее изменение выражения лица, и вслушивается в каждый звук, улавливаемый невидимым мне микрофоном. На некоторых экранах видны кривые, показывающие мой пульс, специальные сенсоры фиксируют интенсивность потоотделения и температуру тела, а забавный смайлик на одном из них демонстрирует изменение моих эмоций.
В настоящий момент смайлик был объят ужасом. Он напоминал картину Эдварда Мунка «Крик».
Я, правда, не кричал — был для этого слишком испуган.
За минуту до того как открыть дверь, я был готов пойти в полицию и обо всем там рассказать, несмотря на риск быть арестованным по подозрению в убийстве, и с достаточными на то основаниями. Я даже успел настроиться на долгие и мучительные допросы в мрачной камере с яркой чертежной лампой на столе, с хорошим полицейским, плохим полицейским и прочей непременной атрибутикой.
Вид книги одним махом изменил все мои планы. Еще до того, как открыть ее, я понял, что не стану обращаться в полицию. Сделанная мной находка означала, что отныне я никому не смогу рассказать о произошедшем. Когда в гостинице «БункИнн» я обнаружил книгу с фотографией Линды, то подумал, что это дает мне преимущество, что я сумею вычислить следующий ход убийцы и как-то ему помешать, однако теперь до меня дошло, что все это время, оказывается, я играл по правилам игры, придуманной преступником. План его состоял в том, чтобы я встретился с Линдой и сам способствовал созданию ситуации, при которой труп ее должен был обнаружить именно я.
Однако игра еще не закончилась. Об этом говорила книга. Ее наличие означало, что сам я здесь уже ничего не решаю. Оставалось лишь следовать проложенным убийцей маршрутом, причем до тех пор, пока его самого это забавляет.
Снаружи весело чирикали птицы. Проникающий в открытую дверь свежий, теплый ветерок составлял разительный контраст струящемуся из гостиной запаху смерти.
Я оторвал наконец взгляд от книги и посмотрел на улицу. Там никого не было. Если не считать пения птиц, квартал, казалось, вымер, лишь ветки деревьев шевелились на ветру, роняя на асфальт осенние листья.
Я медленно шагнул вперед и опустился на колени. Не сводя глаз с улицы, нашарил книгу, взял ее в руки, поднялся, потихоньку закрыл дверь и запер ее. Звуки птичьего пения разом умолкли.
Пройдя обратно в гостиную, я сел в кресло. Тело Линды висело спиной ко мне, как будто она с презрением отвернулась. Я дрожащими руками перевернул книгу и убедился, что был прав. Дешевое издание «Внешних демонов» карманного формата, по-видимому, совсем новое, как и другие книжные приветы, оставленные мне убийцей.
Примерно посередине внутрь была вложена фотография. Когда я ее вынул, у меня перехватило дыхание.
Если бы я не встретил Иронику на ярмарке, то не сразу узнал бы на фотографии свою дочь. Она выглядела очень взрослой — в той слегка напускной манере, которой следуют все дети, стараясь копировать родителей. Веки ее были накрашены, на щеках видны следы румян. Волосы взлохмачены, однако при этом настолько расчетливо, что создавалось впечатление уложенной прически. Голубые глаза смотрели с вызовом, едва ли не дерзко. На заднем плане висело какое-то покрывало или гардина. Освещение было простым, однако чувствовалось, что это — работа профессионала. Больше всего карточка напоминала школьную фотографию.
