Сияя как ребенок, Лин выскочила на улицу и чуть было не столкнулась с одним из местных врачей. С тем, который помоложе. Не с доктором Генри. Этого звали доктор Хантер. Тихий, но симпатичный. Его появление вызвало немалый переполох среди поселковых дам, хотя док, кажется, этого даже не заметил. Он, наверное, принял ее за ненормальную, пока она улыбалась ему во весь рот будто идиотка. Или вообразил, что она к нему неровно дышит. Эта мысль вновь заставила ее улыбнуться.
Пробежка стала приносить плоды. Наконец-то начала проходить одеревенелость, переставали ныть мышцы, разогретые потоком крови. Лес уже совсем близко, и, глядя на него, Лин почувствовала, как в подсознании шевельнулись какие-то темные ассоциации. Поначалу, увлеченная воспоминаниями об аптеке, она не могла понять, в чем дело. И тут в голове всплыло. Она совсем забыла про мертвого зайца, что попался ей вчера на тропинке. И еще за ней кто-то следил...
Внезапно перспектива вновь оказаться в лесу – особенно в такой туман – показалась до странности непривлекательной. «Дура», – подумала Лин, изо всех сил пытаясь прогнать эту мысль, и все же несколько сбросила темп, приближаясь к лесу. Сообразив, что происходит, она досадливо щелкнула языком и прибавила скорость. Лишь у самой опушки ей вдруг вспомнилась убитая, труп которой недавно нашли. «Да, только ведь не здесь, – сказала она себе и кисло добавила: – И потом, убийца должен быть мазохистом, чтобы в такую рань слоняться по лесам». Вокруг уже начинали смыкаться деревья.
С облегчением она отметила, что дурные предчувствия, осаждавшие ее днем раньше, при этом не материализовались. Лес вновь стал просто лесом. Тропинка пуста – мертвый заяц, без сомнения, уже превратился в одно из промежуточных звеньев пищевой цепи. Природа есть природа. Лин бросила взгляд на секундомер и, отметив, что отстает на одну-две минуты против обычного времени, прибавила темп. Каменный столб уже был видел, темным пятном пробиваясь сквозь туман. Лин вот-вот должна была с ним поравняться, и тут до нее дошло: что-то не так. Через мгновение свет и тень встали на свои места, и всякие мысли о беге вылетели из головы.
К камню была привязана мертвая птица. Дикая утка, перехваченная проволокой за шею и ноги. Придя в себя, Лин быстро огляделась. Смотреть, впрочем, оказалось не на что. Только деревья кругом – и дохлая утка. Лин смахнула пот с бровей и пригляделась к птице. В тех местах, где тонкая нить врезалась в кожу, перья потемнели от крови. Не зная, что делать – отвязывать птицу или нет, – бегунья нагнулась, чтобы получше рассмотреть проволоку.
Птица открыла глаза.
Вскрикнув, Лин отшатнулась, а утка тем временем судорожно забилась о камень, дергая стянувшую горло проволоку. От этого становилось только хуже, но Лин не решалась приблизиться к бешено хлопавшим крыльям. Потихоньку вернулась способность рассуждать, и в голове стала выстраиваться связь между птицей и вчерашним зайцем, будто специально выложенным на тропинке. Слепящей вспышкой сверкнула догадка.
Если утка до сих пор жива, значит, она здесь не так долго. Кто-то сделал это недавно.
И этот кто-то знал, что Лин наткнется на птицу.
Часть ее существа пыталась протестовать, настаивая, что все это бред, фантазия. Однако Лин уже неслась назад со всех ног. Ветки хлестали розгами; бег стал гонкой; в голове одна только мысль: «Беги, беги, беги!» Не важно, глупо это или нет – только бы вырваться из леса на волю. Еще один поворот – и она увидит луг. Воздух хрипел в горле, глаза простреливали заросли справа и слева: вот-вот из них кто-то вынырнет. Но нет, никого. То ли стон, то ли всхлип вырвался у последнего поворота. «Еще немного», – проскочила мысль, уже готова была нахлынуть волна облегчения – и тут что-то схватило ее за ногу.
Реагировать времени не было. Лин кубарем полетела на землю, удар вышиб воздух из легких. Она не могла дышать, не могла шевельнуться. Оглушенная, она с трудом сделала вдох, затем другой, глоткой всасывая сырой запах суглинка. Не веря себе, Лин пыталась отыскать взглядом предмет, о который споткнулась. Нога неуклюже вытянута, ступня вывернута под странным углом. Лодыжка перехвачена блестящей леской. Нет, не леской.
Проволокой.
Осознание пришло слишком поздно. Она еще не успела встать на ноги, как сверху упала тень. Что-то прижалось к лицу, не давая вздохнуть. Лин дернулась, пытаясь всеми силами, что оставались в руках и ногах, вырваться из облака едкой химической вони. Сил не хватало. А сейчас и они начали иссякать. Трепыхания становились все слабее, от нее уплывало утро, свет таял, уступая темноте. «Нет!» Она хотела бороться, но все глубже и глубже тонула во мраке, как галька, упавшая в колодец.
Что испытывала она, пока не угасло сознание? Чувство неверия, нереальности? Может быть, хотя и недолго.
О нет, совсем недолго.
* * *
Для остальных жителей поселка день начался как обычно. Может, только чуточку напряженнее из-за постоянного присутствия полиции и догадок о том, кем могла оказаться мертвая женщина. «Мыльная опера», воплощенная в жизнь; мелодрама, разыгрываемая прямо на подмостках Манхэма. Да, кто-то умер, и все же в глазах большинства инцидент выглядел довольно отвлеченным и, стало быть, не трагичным. По общему, хотя и не высказанному, мнению, убита была совершенно посторонняя женщина. Будь она из своих, разве это не стало бы ясно? Разве ее не хватились бы, не распознали бы тут же виновника? Нет, гораздо проще считать, что пострадал кто-то из чужаков. Какой-то пришелец из городских, кому хватило дурости сесть не в ту машину, чтобы теперь оказаться щепкой, выброшенной ураганом судьбы на местные берега. Так что происходящее воспринималось чуть ли не как развлечение, диковинка, которой можно упиваться, не мучаясь печалью и скорбью.
Даже то обстоятельство, что полиция расспрашивала про Салли Палмер, не изменило общего настроения. Всякий знал, что она писательница, часто уезжавшая в Лондон. В памяти людей ее лицо до сих пор слишком ново, чтобы проводить какую-то параллель с находкой на болоте. Словом, Манхэм оказался не в состоянии отнестись к происходящему серьезно и согласиться с тем, что обитатели поселка выступают не просто как зрители, а, напротив, играют в деле гораздо более важную роль.
Еще не сядет солнце, как все изменится.
В моем случае это произошло в одиннадцать часов утра, со звонком от Маккензи. Спал я плохо и пришел в амбулаторию пораньше, чтобы стряхнуть с себя остатки очередного кошмара с привидениями. Когда затрещал телефон и Дженис сообщила, кто на проводе, в животе опять шевельнулась тугая спираль.
– Соедините.
Пауза показалась бесконечной, хотя и не такой длинной, как хотелось бы.
– Отпечатки совпали, – начал Маккензи без предисловий, – это Салли Палмер.
– Вы уверены?
(«Дурацкий вопрос», – тут же подумал я.)
– Никаких сомнений. Отпечатки совпали с образцами из ее дома. Кстати, она у нас проходила по картотеке. Как-то раз задержали на манифестации, еще студенткой.
Не думал я, что у Салли такой воинственный характер... Да я так и не узнал ее по-настоящему. И никогда теперь не узнаю.
