– Здравствуйте. Это ваша знакомая?
Я обернулся и увидел, что нам улыбается молодая женщина. Темноволосая пышечка, которую я иногда видел, хотя имени ее не знал. Лишь когда она слегка подвинулась в сторону, я заметил рядом с ней Дженни. У той, напротив, выражение лица было весьма далеким от веселья.
Не обращая внимания на острый взгляд Дженни, толстушка сделала шаг вперед.
– Здравствуйте, я Тина.
– Рад познакомиться, – ответил я, не понимая, что происходит. Дженни слабо улыбнулась. Кажется, ее что-то сильно взволновало.
– Здравствуйте, Тина, – сказал Генри. – Как ваша матушка?
– Спасибо, лучше. Опухоль почти прошла. – Она повернулась ко мне. В глазах мерцали многозначительные искорки. – Спасибо, что проводили Дженни вчера вечером. Мы живем с ней в одном доме. Приятно знать, что не перевелись еще рыцари.
– Э-э... да ничего особенного...
– Я к тому, что вам следует как-нибудь зайти к нам. Посидели бы за рюмочкой или за ужином... поговорили бы...
Я мельком взглянул на Дженни. Она была вся красная. Кажется, у меня начиналось то же самое.
– Э-э... кхм-м...
– Скажем, в пятницу вечером?
– Тина, у доктора Хантера всегда... – начала было Дженни, однако ее подруга пропустила подсказку мимо ушей.
– Вы ведь свободны по пятницам? А если хотите, договоримся на другой вечер.
– А-а... Нет, но...
– Вот и отлично! Значит, в восемь, хорошо?
Все еще усмехаясь, она взяла Дженни за руку и увела. Я уставился им вслед.
– Это что за новости? – заинтересовался Генри.
– Понятия не имею...
Кажется, ситуация его забавляла.
– Да не знаю я!
– Что ж, вы сможете обо всем рассказать в воскресенье за обедом. – Улыбка исчезла, оставив на лице прежнее, серьезное, выражение. – Только не забывайте, что я вам говорил. Повнимательней выбирайте, кому доверять. И почаще оглядывайтесь.
С этими словами он взялся за колеса инвалидного кресла и покатил прочь.
Глава 10
В затененной комнате будто плавала музыка – фальшивые ноты плясали среди развешенных под низким потолком предметов. Почти контрапунктом к звуку бисерина темной жидкости – рабыня силы притяжения – прочертила неровную дорожку, набирая скорость. В полете она превратилась в идеальную сферу, но лишь на миг, после чего ее краткоживущая симметрия разлетелась брызгами.
Лин тупо смотрела, как кровь стекает по руке, пальцам и тяжелыми каплями шлепается на пол. Небольшая расплывающаяся лужица, уже подернувшаяся вязкой, запекающейся пленочкой по краям. Боль от нового пореза слилась с остальными, стала неотличима от них. Кровь разрисовала кожу абстрактным рисунком жестокости.
Нестройные звуки замедлились и затихли, оставив Лин неуверенно пошатываться. Чувствуя облегчение, чуть ли не благодарность за то, что музыка кончилась, молодая женщина прислонилась к грубо обтесанному камню стены и вновь ощутила укус веревки, впившейся в щиколотку. Ногти уже сорваны за те бесплодные часы, что она провела лежа в темноте, пытаясь развязать эту веревку. Однако узел по-прежнему затянут слишком туго...
Вслед за первоначальным изумлением и неверием в столь коварное нападение наступила чуть ли не безучастность, покорность судьбе. В этой темной комнате для нее нет жалости, Лин это знала. Никаких шансов на милосердие. И все же она должна попытаться. Ладонью прикрыв глаза от резкого, прожектором бьющего света, она попробовала разобрать что-нибудь в той тени, где сидел и наблюдал за ней ее тюремщик.
– Пожалуйста... – Лин едва узнала себя; не голос, а скорее хрип из запекшейся глотки. – Умоляю вас, зачем вы это делаете?
В ответ – тишина, прерываемая только ее собственным дыханием. В воздухе висит запах табака. Раздался шорох, неясный звук какого-то движения.
Затем вновь заиграла музыка.
Глава 11
Четверг стал днем, когда на Манхэм начал спускаться холод. Нет, не в смысле климата: погода продолжала оставаться все такой же жаркой и сухой. Не важно, стал ли этот холод неизбежной реакцией на недавние события или же последствием скарсдейловской проповеди; психологическая обстановка в поселке, казалось, пережила заметный сдвиг за одну только ночь. Сейчас, когда невозможно было обвинять в зверствах чужака, Манхэм мог повернуть испытующий взгляд лишь в свою сторону. Крадучись, как зараза, незаметная поначалу, но уже разносимая первыми жертвами, в поселок скользнула подозрительность.
Как и при всякой инфекционной болезни, имелись те, кто был подвержен ей более других.
Возвращаясь из лаборатории ранним вечером, я об этом еще ничего не знал. Генри согласился вновь меня подменить, отмахнувшись от предложения пригласить кого-нибудь на время.
– Не торопитесь. Мне только на пользу пойдет всерьез поработать хотя бы разок, – сказал он.
Я вел машину, открыв все окна. Стоило оставить позади забитые дороги, как в воздухе разлился аромат пыльцы. Щекочущая сладость текла поверх легкого запашка подсыхающей грязи камышовых зарослей. Хоть камыши и отдавали тухлыми яйцами, все равно это куда как лучше, чем химическая вонь детергента, которая по-прежнему словно бы липла к моей носоглотке. Длинный выдался день, и большая его часть потрачена на работу над останками Салли Палмер. Время от времени я все еще испытывал странное чувство раздвоенности, когда пытался совместить воспоминания о полной жизни, общительной женщине с тем набором костей, что были начисто выварены от малейших остатков мяса. Впрочем, долго размышлять над этим не хотелось.
К счастью, слишком много имелось насущных дел, чтобы позволить блуждать мыслям.
В отличие от кожи и плоти на костях сохраняются все следы от полученных повреждений. В случае Салли Палмер некоторые из них были всего лишь легкими царапинами, что не давало нам ничего. С другой стороны, имелось три участка, где лезвие проникло так глубоко, что оставило за собой «окостенелый» след. Там, где спину Салли разделали под лебединые крылья, по обеим лопаткам шли одинаковые борозды длиной по шесть-семь дюймов. Каждая сделана одним быстрым взмахом. Это следовало из того, что борозды на концах были не столь глубоки, как в середине; в обоих случаях нож прошелся по лопатке дугообразным, а не тычковым движением. Спина рассечена, а не проткнута.
С помощью крошечной электропилы я сделал аккуратный сквозной пропил по одной из бороздок на полную длину лопатки. Марина с любопытством следила из-за моего плеча, пока я разглядывал поверхности, где нож прорезал кость. Движением руки я пригласил помощницу подойти поближе.
– Видите, какие гладкие торцы? Это значит, что на лезвии не было волновой заточки или зазубрин.
Нахмурившись, она пригляделась.
– Откуда вы знаете?
