– А зачем же тогда решил напиться?
– Зачем?! А тебя когда-нибудь допрашивали за убийство? – Он горько хохотнул. – «Допрашивали»! Как же, держи карман шире! Они не допрашивают, они рассказывают. «Мы знаем, ты там был, видели твою машину. Куда ты ее увез, что ты с ней сделал?!» Это тебе, не шуточки, вот так-то. Даже отпускали с таким видом, будто сделали великое одолжение.
Он поднял стакан в насмешливом приветствии.
– И вот я опять свободный человек. Если не считать, что теперь люди будут на меня пялиться и думать: «А-а, нет дыма без огня...» Или: «Никогда мы ему не верили, и правильно делали».
– Да ведь ты же ни при чем...
У него на скулах заходили желваки, однако ответил он довольно спокойно:
– Верно, ни при чем. И к другим убийствам тоже отношения не имею.
Признаюсь, я вовсе не собирался его расспрашивать, но сейчас, оказавшись рядом, не смог удержаться. Бен вздохнул и повел плечами, расправляя ноющие мускулы.
– Ошибка вышла. Кто-то брякнул полиции, будто видел мою машину возле того дома, хотя это попросту невозможно.
– А если есть алиби, зачем ты сразу не сказал? Господи Боже, да на кой ляд вообще надо было делать вид, будто ты что-то скрываешь?
Бен отпил еще глоток.
– Потому что так оно и было. Да только скрывал я вовсе не то, что они себе вообразили.
– Вот как? Смею надеяться, овчинка стоила выделки... – Я не мог скрыть злости в голосе. – Черт возьми, Бен, полиция на тебя полдня убила!
Он скрипнул зубами, но тем не менее упрек принял.
– Я с женщиной встречался. Ты ее не знаешь, она живет... короче, она не из поселка. Я был у нее.
Тут до меня дошло.
– Она замужем...
– Да-а, замужем... Правда сейчас, когда полиция позвонила ее мужу, дескать, не подтвердит ли его благоверная, что была со мной в постели... Хм-м, не думаю, что у них все продержится долго.
Я промолчал.
– Да знаю, знаю. Надо было раньше об этом сказать, – быстро заговорил он. – Вот ей-богу, локти себе кусаю! И сам бы не мучился, и теперь бы не сидел не страдал, что все можно было сделать по-иному. Но ты же пойми: когда тебя вытащат из дому да бросят в каталажку, сразу и не сообразишь, что к чему...
Он потер осунувшееся лицо.
– И все потому, что кто-то ляпнул сдуру, будто видел мою машину.
– Да нет, не сдуру. Это Карл Бреннер.
Бен резко вскинул голову. В глазах появился задумчивый огонек.
– Старею, должно быть, – сказал он секунду спустя. – Черт, а я даже не подумал о нем.
Мы все дальше отходили от чуть было не разразившейся перепалки, молчаливо соглашаясь, что за язык нас тянул стресс.
– Я к нему домой ходил. Бреннер не признался, хоть я готов поклясться, что это он.
– От такого субчика признания не дождешься, и все равно спасибо.
– Я пытался не только из-за тебя. Мне хотелось, чтобы полиция занималась поисками Дженни, а не проверяла тупиковые версии.
– Что ж, я не в обиде. – Он посмотрел на стакан и отставил его в сторону. – Так, и что еще поведал твой друг инспектор?
– Сказал, что у тебя была связь с Салли Палмер. И про нападение на женщину тоже говорил...
Бен кисло рассмеялся.
– Ты смотри, всплыло. Ну да, было у нас с Салли кое-что. Секрета тут никакого нет, хотя мы и не особо выставлялись. Тем более что поселок у нас еще тот... Да ничего серьезного. Побыли чуток вместе; расстались друзьями. Вот и все дела. Ну а та история... Скажем так: ошибка молодости.
Должно быть, он прочел недоверие на моем лице.
– Да ты не подумай чего плохого. Никого я не трогал. Мне было восемнадцать, и я связался с одной женщиной, гораздо старше себя. Замужней.
– Опять?
– Ага, дурацкая привычка. Гордиться тут нечем. Но в ту пору... Я тогда знаешь как думал? «Кто хватится глотка от початой бутылки?» Во как! Молодой был... Весь из себя подарок... А потом решил порвать с ней, да не тут-то было. Она давай мне угрожать, я встал в позу, слово за слово... И тут – бац! – от нее заявление в полицию: дескать, пытался изнасиловать. – Он пожал плечами. – Короче, заявление она потом забрала. Да ведь грязь липнет так, что не отмоешь, верно? А на случай ежели тебя берут сомнения, почему я об этом молчал, то знай: я свою личную жизнь не афиширую и извиняться за нее тоже не собираюсь.
– Никто и не просит извиняться...
– Ну и чудненько. – Он выпрямился на стуле и выплеснул остатки виски в траву. – Вот такие дела. Мои страшные тайны. А теперь можно и прикинуть, что сделать с этой сукой Бреннером.
– Ничего ты с ним делать не будешь!
Бен медленно растянул губы в недоброй улыбке. Выпивка, судя по всему, начинала действовать.
– Ну, это мы еще посмотрим.
– Если ты ему что-то устроишь, то только взбаламутишь воду. Здесь на кону нечто большее, чем какая-то вендетта.
Лицо его темнело на глазах.
– Так мне что, просто забыть прикажешь?
– Сейчас – да. А уж потом... – От мысли, что это самое «потом» могло означать на деле, заныло в груди. – Когда они поймают похитителя, можешь делать что хочешь.
Бен обмяк.
– Ты прав. Что-то я соображать плохо стал... Впрочем, теперь есть чего ждать. – Он задумчиво помолчал. – Ты не думай, я ведь не просто с обиды так сказал. Однако тебе не приходило в голову, с какой стати Бреннер решился оговорить меня?
– В смысле, что дело не только в твоем аресте?
– Я к тому, что у него могло быть несколько причин. Типа прикрыть свой зад...
– Мыслишка такая имелась, не отрицаю. Но не у одного же тебя алиби. Маккензи говорит, что Бреннера уже проверяли.
Бен внимательно изучал свой стакан.
– А он не сказал, что за алиби такое?
Я попытался припомнить.
– Нет.
– Ну, братец, ставлю пенни против фунта, что это семейка за него вступилась. Круговая порука, как в банде.
Кстати, вот одна из причин, почему мы так и не упекли его за браконьерство. Плюс к тому типчик он скользкий. Его на испуг не возьмешь.
Пока он говорил, сердце у меня колотилось все сильнее и сильнее. Бреннер – охотник, браконьер. Известен своей агрессивностью. Антиобщественный элемент. А с учетом, что убийца склонен расставлять ловушки и уродовать зверей, не говоря уже про женщин, Бреннер подходит под этот психологический профиль. Маккензи, конечно, не идиот, но раз нет ни доказательств, ни мотива, у него нет и причин подозревать Бреннера больше других.
Пока имеется алиби...
Кажется, Бен что-то сказал, да я не расслышал. В голове бешено кипели мысли.