— Я уже обеспечил Тому дополнительную охрану, — сдавленно сообщил он. — Чистая предосторожность. Даже если вы правы насчет звонка, я сомневаюсь, что тот, кто это сделал, попытается что-либо предпринять, пока Том лежит на больничной койке. Но рисковать не собираюсь.
Это было трудно назвать извинением, но я вполне удовлетворился. Главное, Том в безопасности.
— Благодарю.
— Всегда к услугам. — Я не понял, издевается он или нет. — А теперь, если это все, доктор Хантер, я позабочусь, чтобы вас отвезли в отель.
Я не успел выйти на крыльцо, как кто-то окликнул Гарднера из глубины дома:
— Сэр? Вам нужно на это взглянуть.
Из двери дальше по коридору появился криминалист в измазанном грязью и маслом комбинезоне. Гарднер посмотрел на меня, и я понял, о чем он подумал.
— Не уходите пока.
Гарднер прошел обратно по коридору и исчез за дверью. Поколебавшись, я двинулся за ним, чтобы не стоять, как школьник перед кабинетом директора, пока Гарднер решит, нужен я ему или нет.
Дверь оказалась внутренним проходом в гараж. В воздухе стоял запах сырости. Над головой светила голая лампа, ее слабый свет дополнялся резким светом прожекторов. Гараж оказался таким же захламленным, как и весь дом. Смятые картонные коробки, покрытое плесенью походное снаряжение и ржавый садовый инструмент загромождали все пространство вокруг пустого места, где некогда была машина Йорка.
Гарднер с агентом стояли возле старого стального шкафа для хранения документов. Один из ящиков был выдвинут.
— …на самом дне под старыми журналами, — пояснял агент. — Сперва я решил, что это обычные фотки, пока не присмотрелся повнимательней.
Гарднер заглянул внутрь ящика.
— Боже правый.
Он был явно потрясен. Агент говорил что-то еще, но я пропустил это мимо ушей. Теперь я сам увидел, что они тут нашли.
Это была небольшая коробка размером с бумажный лист. В таких обычно хранится фотобумага. Она была открыта, и агент разложил веером штук шесть вынутых оттуда снимков. Это были черно-белые портреты, на каждом крупным планом мужские и женские лица, от лба до подбородка. Снимки были увеличены практически до полного масштаба, и великолепная фокусировка уловила каждую черточку, все прыщики и поры в мельчайших подробностях. Пойманное мгновение, сохраненное с поразительной четкостью. Лица на фотографиях, искаженные и потемневшие, на первый взгляд казались чуть ли не комичными, словно каждого из этих людей застигли в момент, когда они собирались чихнуть. Но вот их глаза… Стоило на них посмотреть, как мгновенно становилось понятным, насколько это не смешно.
Мы подозревали, что жертв куда больше, чем нам известно. И фотографии это подтверждали. Йорку было мало просто мучить людей до смерти.
Он еще и фотографировал, как они умирают.
Гарднер будто только что заметил мое присутствие. Он покосился в мою сторону, но ожидаемого выговора не последовало. Полагаю, он был слишком поражен увиденным.
— Вы можете теперь ехать, доктор Хантер.
После того как я переоделся, молчаливый агент БРТ отвез меня назад в гостиницу. Воспоминания об искаженных лицах на снимках преследовали меня, пока мы ехали по темным улицам. Фотографии почему-то чрезвычайно тревожили. Не только из-за того, что было на них изображено, — за свою жизнь я повидал немало смертей. Мне и прежде доводилось работать над делами, где убийцы сохраняли сувениры: локон волос или клочок одежды — извращенные напоминания об отнятых ими жизнях.
Но в данном случае все иначе. Йорк не был сумасшедшим, одержимым безумной страстью. Он все дорогу водил нас за нос, изначально манипулировал расследованием. Даже его побег идеально рассчитан по времени. И фотографии вовсе не обычный трофей. Они были сделаны с тщательностью и умением, говорившими о сознательном бесстрастном хладнокровии. О контроле.
И от этого фотографии становились еще более пугающими.
Я в общем-то особо не нуждался в душе, когда вернулся к себе в номер, но тем не менее залез под воду. После поездки в дом Йорка я ощущал себя грязным не столько снаружи, сколько изнутри. Символично это или нет, но горячий душ помог. Причем настолько, что я мгновенно уснул, едва успев погасить свет.
Около шести часов утра меня разбудил настойчивый звонок. Я спросонья попытался нашарить будильник, прежде чем сообразил, что звонит мобильник.
— Алло, — промычал я, толком не проснувшись.
Но последние остатки сна мигом улетучились, когда я услышал голос Пола.
— Плохие новости, Дэвид, — сказал он. — Том ночью умер.
Ты отлично все рассчитал. Ты знал, что агенты БРТ скоро приедут в дом, но задержался в нем максимально долго. Уйди ты слишком рано — и добрая половина эффекта пропадет. Уйди слишком поздно, и… Ну, тогда все вообще пошло бы псу под хвост.
Жаль, что у тебя не было побольше времени. Ты терпеть не мог торопиться, хотя в данном случае у тебя не оставалось выбора. Ты всегда знал, что этим все и закончится. Похоронная контора сослужила свою службу. Ты спланировал все это заранее: что нужно забрать с собой, а что оставить. Для этого потребовался точный расчет и изрядная дисциплина. Но это нормально.
Иногда приходится чем-то жертвовать.
Теперь ты уже практически готов к следующему шагу. Единственное, что от тебя требуется, — это проявить терпение. Осталось недолго. Еще один последний жест, чтобы расставить все по местам, и ожидание закончится.
Ты признаешь, что слегка понервничал, но это даже полезно. Ты не можешь позволить себе самодовольства. И когда представится шанс, ты должен быть полностью готов его ухватить. Упускать его никак нельзя. Кому, как не тебе, это знать.
Жизнь слишком коротка.
17
В конечном итоге все усилия по обеспечению безопасности Тома оказались лишними. Врачей и медицинский персонал отделения интенсивной терапии предупредили о необходимости проявлять повышенную бдительность, хотя и не объяснили почему, а в коридоре у палаты Тома постоянно дежурили агенты БРТ. Никто не мог пройти к Тому без их разрешения, да и Мэри по-прежнему неотлучно сидела возле мужа.
Но ничто не смогло предотвратить остановки его сердца буквально через пару минут после четырех часов утра.
Врачи пытались его реанимировать, но сердце решительно отказалось запускаться. Упрямец до последнего. Эта мысль постоянно вертелась у меня в голове, не желая отступать.
Я просто не мог принять случившееся. Поговорив с Полом, позвонил Мэри и сказал все положенные и совершено бесполезные в таких случаях слова. А потом тупо сидел на кровати, не зная, что делать. Я пытался внушить себе, что Том хотя бы мирно скончался на руках у жены, он избежал предсмертных мучений, доставшихся на долю Ирвинга. Но это было слабое утешение. Йорк, может, и не убил Тома в буквальном смысле слова, но все равно Том — его жертва. Больной или нет, но он имел право спокойно прожить остаток своих дней, сколько бы ни было ему отпущено.
