Глава 37
Дни слились воедино.
Мия пыталась отслеживать смену дня и ночи, но с тех пор как похититель перевез ее в новую тюрьму, это стало непосильной задачей. Да, теперь ей с глаз сняли повязку, которую раньше приходилось носить круглосуточно, зато в нынешней комнате не было окон, а свет включался лишь на короткое время. И что больше всего сбивало с толку – наверное, в этом-то и был смысл переезда, – снаружи не доносилось ни звука. Она прикладывала ухо и к полу, и к стене – безрезультатно: ничего, что помогло бы отличить день от ночи. Ее словно поместили в звуконепроницаемый кокон, где не улавливалось ни гула проезжающего транспорта, ни голоса теледиктора, читающего в соседней комнате сводку новостей, ни шума струящейся по трубам воды. В прежней комнате по крайней мере угадывалось существование чего-то за пределами четырех стен – хотя бы монотонного стука, доносившегося откуда-то издалека. Сложно было определить его природу, но Мия решила для себя, что это строят дом или дорогу, и, следовательно, легко представить, что где-то рядом кипит жизнь и день в разгаре. Теперь, когда этих звуков она лишилась, единственное, что позволяло вычислить время суток, была периодичность, с которой похититель приносил пищу и туалетные принадлежности. Какое-то время это помогало, но потом он все понял. Еду стал приносить нерегулярно – порой Мия даже не успевала проголодаться, тогда как в иной раз испытывала настоящие муки голода. Бывало, он подолгу не приносил туалетное ведерко, или, наоборот, частил и приносил его дважды подряд. Если он хотел пресечь ее попытки ориентироваться во времени, то цели своей добился. Теперь Мия совершенно потеряла представление о том, сколько длится ее заключение.
И еще она пришла к выводу, что этому человеку похищать не впервой.
Мия взглянула на поврежденный палец. Рана начала рубцеваться, а значит, с тех пор как он перевел ее в новое помещение, прошло всего несколько дней – съемки с пытками происходили на старом месте. Меж тем казалось, что минули недели.
Неужели это будет длиться месяцы или годы? Подумалось, что, может быть, в конечном итоге она приноровится вести счет времени между его садистскими припадками и единицей исчисления станут интервалы, которые уходят на то, чтобы сошли синяки. От подобной мысли стало тошно, и Мия запретила себе думать в таком ключе. В конце концов, до сих пор ей везло.
При всем ужасе ее положения обошлось без травм, если не считать изувеченного пальца. Этот эпизод насилия оказался единственным в своем роде, в остальном же похитителю вполне хватало психологических пыток, которым подвергалась пленница. Он заставлял ее опорожняться в пластиковое ведро под прицелом видеокамеры или подмываться – делать то, что сломило бы ее дух, заставило бы пережить предельное унижение. И все-таки Мия опасалась, что недалек тот день, когда подглядывать за интимными процессами и играть в психологические забавы ему покажется недостаточным.
«Деньги, – мысленно молила она. – Господи, пусть это будут деньги!»
Но кто за нее заплатит?
Повернулась дверная ручка, и пленница вздрогнула. Скрипнули петли, раздался голос:
– На колени, лицом к стене.
Она на четвереньках проковыляла по полу и уставилась в угол, обратившись к двери спиной. Это была обычная процедура, знаменующая конец «перемены», когда ей недолго – может быть, с час – позволялось находиться в комнате с включенным светом без повязки на глазах. Здесь был свой устоявшийся порядок. Похититель входил в темную комнату с включенным фонариком. Ослепленная светом, Мия не могла различить его лица, скрытого маской либо натянутым на голову нейлоновым чулком. Незнакомец приносил бутылку воды и сандвич – то с индейкой, то с ростбифом. Он освобождал руки и ноги пленницы, запрещая поворачиваться к нему, и снимал с глаз повязку. Уходя, он включал верхний свет, тусклую лампочку ватт на сорок-шестьдесят, единственную в висящей под потолком раме с тремя рожками. Оставшись наедине с собой, Мия ела и передвигалась в тесной, полутемной комнате: три шага в ширину, четыре в длину. Она ходила кругами, бегала на месте, делала упражнения на растяжку – лишь бы отвлечься и заставить сердце биться от чего-нибудь еще, кроме страха. Лишь такой отдых она могла себе позволить.
И всегда желанный перерыв заканчивался слишком быстро.
– В туалет хочешь? – спросил похититель.
Желание было, но не столь сильное, чтобы не перетерпеть – Мия не сомневалась, что и в этот раз он принес камеру. Она отказалась и стала ждать его приближения, когда он снова лишит ее свободы передвижений и света. Однако похититель не спешил.
– Я здесь кое-что для тебя оставлю, – проговорил он. – Повернешься, когда я уйду.
Дверь закрылась, и лишь теперь узница осознала, что в заведенном порядке произошел сбой. Она со страхом ждала, что вот-вот вернется режим темноты и обездвиженности, но страхам ее не дано было осуществиться. Свет горел. Мия была свободна, могла двигаться и созерцать свое промозглое жилище. Пленница медленно обернулась и заметила на полу возле двери красное пластмассовое ведро. Хотя при похитителе она не подала вида, мочевой пузырь причинял ей сильный дискомфорт. Ведро было непривычное, но теперь, оставшись в одиночестве, Мия намеревалась воспользоваться представившимся случаем.
Она встала и направилась к ведру, расстегивая по пути пуговицы на брюках, заглянула в ведро – и встала как вкопанная. На дне лежал некий предмет.
Лампочка.
Мия тупо стояла и пялилась в ведро. На вид это была обычная лампа накаливания, но Мия оказалась не в состоянии отвести от нее глаз. Воображение услужливо подсказало немую картину: она хватает лампочку и разбивает ее о стену. Знакомый хлопок, стекло разлетается тысячей осколков, и те сыплются на пол убийственными снежинками. Они остры как бритва. Можно выбрать один покрупнее – для дела вполне сгодится. Это был не план, а скорее импульс. В любом случае Мия так не поступила. Лампа так и осталась внутри ведра, доступная и такая манящая – да только руки будто прилипли к бокам.
«Зачем эта лампочка?» – задавалась она вопросом. Для чего он ее принес? На ум приходило только одно: это не совпадение, и паранойя тут ни при чем. Мие еще предстояло увидеть лицо своего тюремщика, но при виде лампочки она вдруг все поняла. События обретали совсем нежелательный оборот.
Мия подозревала, что есть какая-то связь между ней и похитителем, и лампочка была недвусмысленным намеком, напоминанием о тех днях, когда она обзавелась шрамом на внутренней поверхности бедра…
Глава 38
Энди Хеннинг позвонила, когда Джек возвращался на работу после встречи с сестрой Терезы Буссори. Агент спросила, не осталось ли в его доме зубной щетки Мии, или расчески, или тюбика губной помады.
– Было такое дело, – ответил Джек, – да только я сразу избавился от ее вещей, когда узнал, что она замужем. Знаете ли, на душе стало легче.
– Эх, – огорчилась Энди.
Зажегся красный, и Джек резко затормозил, отдавая жизнь во власть того придурка, который по воле случая может оказаться за рулем едущей сзади машины, – бывают любители проскакивать перекресток в самый последний момент, если только путь не прегражден полицейским кордоном и поваленными деревьями.
