– Входите.
Гас поблагодарил и вошел. Убогое помещение ничем не напоминало контору адвоката. Две комнаты, включая крохотную приемную. Секретаря в приемной не было, только уродливый металлический стол и автоответчик.
– Хотите кофе?
Кастрюлька на стойке выглядела так, словно стояла там еще в те времена, когда кофе собирали на плантациях.
– Спасибо, нет.
Керби налил себе чашку и провел Гаса в кабинет. Пыльные жалюзи нарезали утреннее лучи ломтиками на ковре. Перегруженные каталожные ящики громоздились на письменном столе и диване. Керби расчистил Гасу место на диване и сел на скрипучий стул за столом.
– Только что въехали?
– Нет. – Керби, похоже, немного обиделся.
– Простите. Я просто подумал…
– Знаю-знаю. Это вам не отделанные вишневым деревом кабинеты в «Престон и Кулидж».
– Я хотел сказать совсем другое…
– А вам и говорить не надо. Все написано на лице.
– На самом деле ничего подобного. Я с большим уважением отношусь к молодому человеку, который пытается продвинуться в одиночку.
– Угу, конечно, с уважением. По-моему, вы что-то такое написали в письме с отказом, которое я получил от вас в юридической школе: «Дорогой мистер Тумбс. Большое спасибо за интерес к нашей фирме. Мы всегда очень весело хохочем, когда отшиваем бездельников, которые не входят в первые десять процентов».
Гас насторожился. У парня явно не все дома.
– Это конкурентный рынок, Керби. Нельзя принимать отказ на свой счет.
– А как же еще его принимать?
– Это… бизнес.
– Легко вам говорить, вундеркинд. Да вы хоть представляете, каково это, когда тебя увольняют?
Гаса словно что-то кольнуло. Он подумал о том, как исполнительный комитет резво скинул его с должности управляющего партнера и заменил Мартой Голдстейн.
– Могу себе представить.
– Нет, не можете. Это больно, приятель. И я говорю не просто о самолюбии. Это сразу становится известным. Вы превращаетесь в порченный товар. Я был неплохим адвокатом. Просто не ужился с кое-какими шишками из управления государственных защитников. И меня уволили. И вот, кто я теперь? Ни одной юридической фирме в городе не нужен адвокат, признанный непригодным управлением государственных защитников.
– Это не означает, будто у вас ничего не наладится.
Тумбс подался вперед; глаза его гневно горели.
– Да погляди вокруг, козел. Моя юридическая практика укладывается в багажник моей машины.
– Кто знает? В один прекрасный день я могу присоединиться к вам.
– Давай-давай. Острите.
Гас совсем не шутил, но объяснять это было ни к чему. Он сменил тон:
– Поэтому вы и захотели встретиться лично? Вам хотелось обругать меня, потому что вы не можете найти работу? Ну так позвольте кое-что сказать. Еще две недели назад я бы ни за что не заявил этого, однако есть в жизни вещи похуже потери дурацкой работы. Так что, если через тридцать секунд мы не начнем говорить о Ширли Бордж, я просто выйду в ту дверь. У меня нет времени на ваши сопли.
Тумбс откинулся на спинку стула, словно ему нравилось доводить такого человека, как Гас.
– Вы хотите поговорить о Ширли Бордж? Нет проблем. Я расскажу вам все, что хотите знать.
– Спасибо.
– Мне нужен только чек.
– Чек?
– Ага. Время – деньги.
– Вы хотите, чтобы я заплатил вам за информацию о Ширли Бордж?
Тумбс поморщился, покачав головой:
– Ваша формулировка предполагает какой-то недостойный смысл. Давайте просто скажем, что я хочу получить компенсацию за потраченное время и причиненные неудобства.
У Гаса не было времени читать мальчишке лекцию по этике. Он достал чековую книжку и начал писать.
– Превосходно. Я заплачу вам за час работы.
– Звучит разумно. Пять тысяч долларов.
Рука Гаса застыла. Он перестал писать.
– Вы шутите.
– Разве я похож на шутника?
– Это грабеж.
– Возможно, именно так и говорят ваши клиенты, когда получают от вас счета. Это вопрос окупаемости, не так ли, мистер Уитли?
Гасу очень не хотелось поддаваться Тумбсу, но он подумал о звонке Бет: она не могла говорить, может, даже была связана и с кляпом во рту. Он подумал о Ширли, захлопнувшей дверь у него перед носом и унесшей свои секреты обратно в камеру. Сейчас не время идти на принцип из-за пяти тысяч долларов. Гас выписал чек и поставил подпись.
Керби протянул руку к чеку. Гас удержал его:
– Сначала ответьте на мои вопросы.
Керби явно хотел сначала получить чек, но резкий тон Уитли заставил его отступить.
– Хорошо. Что Ширли уже рассказала вам?
– Не много. В основном я все нашел сам – газетные сообщения о процессе и тому подобное. Я знаю, что ее обвиняли в сговоре с целью убийства, которое планировалось, но так и не было совершено.
– Это, так сказать, скелет.
– Тогда нарастите на него мясо.
– Якобы Ширли и некие ее друзья видели по телевизору некий фильм, где избивали бродяг, и решили, что было бы забавно так повеселиться в выходные.
– Они собирались убить первого попавшегося бродягу?
– Такова официальная версия.
– Как же они попались?
– Ну, они не собирались накидываться на первого встречного. Они начали планировать. Раздобыли пистолет. А потом Ширли начала хвастаться по барам и другим местам, что у них есть такой план.
– Так вот кто сдал их? Кто-то из бара?
– Нет, на самом деле это была мать Ширли.
Гас внезапно вспомнил допрос на детекторе, когда Ширли сказала, что не знает, жива ли ее мать.
– Почему?
– Ширли всегда была трудным ребенком. Поэтому, когда мамаша услышала, что доченька собирается убить бродягу, это стало последней каплей. Она решила припугнуть дочку. И пошла в полицию. Однако полиция подошла к делу серьезно. Они начали прослушивать домашние телефоны и записали рассказ Ширли об этом плане. Рассказ был довольно откровенным. Нелегкий случай для адвоката. Они говорили о времени убийства. Об оружии, которое используют. Как они отделаются от пистолета. Что сделают с телом.
– Значит, Ширли арестовали до убийства.
– Ага.
– Почему же не арестовали ее друзей?
– Друг был всего один. По крайней мере, на записи был голос лишь одного человека. Никто не знал, кто это. И он, и Ширли были очень осторожны, никогда не упоминали по телефону его имя. Звонил он всегда из автомата, поэтому выследить его было невозможно.
