Наше знакомство началось с моего опрометчивого возгласа,
случайно совпавшего с брошенным на проходящего по бортику бассейна пожилого
человека взглядом:
- Какая вода теплая!
Он тут же остановился и вперил в меня небольшие серые
глазки, уютно устроившиеся между старческими складочками на лице.
- Молодой человек... не имею чести знать вашего
имени...
- Андрей.
- Очень приятно. Павел Петрович, - представился он. -
Вам кажется, что я в костюме от Сен-Лорана?
Вопрос показался мне более чем странным, и я даже не
нашелся, как ответить, чтобы получилось в том же стиле. Просто я в тот момент
стиля еще не понял.
- Да нет, - простодушно брякнул я, - по-моему, вы в плавках.
- И как вам кажется, мои плавки мокрые или сухие? -
Только тут до меня дошло, что идет некая игра, и мне стало интересно и весело.
Но я решил пока не выпендриваться, все-таки пожилой человек...
- По-моему, мокрые, - честно сказал я, - с них вода капает.
- Совершенно верно, - Павел Петрович назидательно
поднял палец. Из чего можно сделать вывод, что я уже плавал и имел возможность
лично ощутить, какова температура воды в бассейне. Так зачем же вы мне это
сообщаете? Для чего вы тратите слова на то, чтобы проинформировать меня о
факте, который мне заведомо известен?
В первый момент я собрался было огрызнуться, дескать, с чего
он взял, что я собирался ему что-то сообщать, да я просто сам с собой вслух
говорил, и произнес-то я всего три слова, пусть и ненужных, на его взгляд, а он
в ответ сколько слов потратил, дабы разъяснить мне мою тупость? Но чисто
детский порыв удалось вовремя усмирить, и слава богу. Дядька показался мне
забавным, и я решил продолжить игру.
- Согласен с вами, вы совершенно правы, - мне не совсем
удалось справиться с эмоциями, и хоть я и старался подпустить в голос побольше
раскаяния, все равно наружу выперло лукавство. А Павел Петрович, не будь дурак,
это сей же момент заметил и не замедлил отреагировать:
- Не лгите, молодой человек. Если бы вы были согласны
со мной, то постарались бы сделать выводы из только что преподнесенного вам
урока и следить за своей речью, а вы снова допустили ошибку, потратили лишние
слова. "Согласен с вами" - вполне достаточно, вторая часть фразы была
совершенно излишней.
Он спустился по лесенке в воду, продолжая читать мне лекцию
об экономном и бережном отношении к словам, и мы медленно поплыли рядышком. К
концу первого сеанса плавания я уже знал, что Павел Петрович страдает болями в
спине, находится в клинике уже два месяца, а лечение оплачивает его
состоятельная дочь - бизнес-леди. С того дня проводимый в бассейне час
превратился для меня в неиссякаемый источник развлечений. Павел Петрович вещал,
а я слушал, наслаждался и запоминал, чтобы по возвращении в палату записать
наиболее яркие его высказывания.
Вторым человеком, который оказался мне симпатичен среди
больничной публики, стала молодая женщина по имени Елена. Ну, во-первых, она
была очень красивой. Конечно, дожив почти до сорока шести лет, я стал понимать,
что понятие красоты весьма и весьма относительно и кто-то готов заплатить
миллион долларов за обладание Клаудией Шиффер, а кто-то пройдет мимо нее и даже
не обернется, поэтому, когда я говорю о том, что какая-то женщина красива, я
имею в виду, что лично для меня, в моих глазах она обладает несомненной внешней
привлекательностью. Хотя вкус у меня, как утверждают очевидцы, весьма
специфический, как человек с художественным вкусом, я способен оценить
изящество форм хрупкой блондинки или огненную грацию гибкой брюнетки, но как
мужика меня всегда привлекали представительницы того типа, который я сам для
себя называл "славянско-деревенским": рослые круто-бедрые женщины с
небольшой грудью, стройными сильными ногами, мягкими лицами и волосами
темно-русыми или каштановыми. И желательно с небольшим избыточным весом, дабы
мне не чувствовать себя рядом с ними огромным и толстым. Кто-то из знакомых
мужиков однажды пошутил, что во мне силен инстинкт самца-производителя, потому
что широкие бедра у женщины - это залог легких родов без риска травмы у
младенца, а маленькая грудь, как правило, дает больше молока, чем пышная. Не
знаю, может, он и прав, я как-то не задумывался над тем, почему мне нравится
именно этот женский тип. К нему, кстати, относятся обе мои жены, и первая, и
вторая, а также основная масса тех, с кем я крутил романы.
Елена была тихой и какой-то забитой. В отличие от Павла
Петровича, который воспринимал меня просто как некоего Андрея, попавшего в
автомобильную аварию, она сразу узнала писателя Корина, и порой я ловил на себе
ее взгляд, в котором явно просматривалось обожание и восхищение. Но в
разговорах она ничего такого себе не позволяла, просто в первый же день
попросила разрешения взять автограф и принесла на подпись все мои книги. Все до
единой. Сказала, что я ее любимый писатель и она, ложась в больницу, взяла с
собой любимые романы. Конечно, я был растроган до глубины души и постарался для
каждого автографа найти теплые, недежурные слова.
Общаться с Еленой было легко, она словно бы каким-то
невероятным чутьем угадывала темы, которые я обсуждал с удовольствием, и темы,
которые были мне неприятны. Кроме того, она, в отличие от всех остальных, не
раздражалась от бесконечных поучений Павла Петровича и, казалось, получала от
разговоров с ним не меньшее наслаждение, чем я. Впервые она появилась в
бассейне три дня назад, и к сегодняшнему дню мы втроем составили маленький
коллектив, не только вместе плавая, но и гуляя в парке, и занимая один стол в
столовой. Меня все время подмывало спросить, чем Елена больна, но что-то меня
удерживало, а сама она молчала. Однако если исходить из того, что она лежала в
том же отделении, что и я, то есть в неврологии, то кое-какие предположения
можно было строить, особенно учитывая ее поведение. Какая-то она была робкая,
напуганная, что ли. В бассейне, например, никогда первой не подходила ко мне,
терпеливо ждала, когда я сам ее замечу и поздороваюсь. Не проявляла инициативы
в плане прогулок, просто соглашалась на мои или Павла Петровича предложения. И
даже когда общительный и разговорчивый, постоянно нуждающийся в слушателях
Павел Петрович стал уговаривать меня занять вместе с ним и Еленой один стол в
общей столовой, Елена хранила молчание, ничем не выдавая своих желаний, так что
я до конца и не понял, хотела ли она, чтобы мы трижды в день встречались еще и
за трапезой, не хотела ли или ей это было абсолютно безразлично.
Мысленно я называл их обоих "мой букет", ибо Павел
Петрович напоминал мне высохший колючий чертополох, а Елена была похожа на
мимозу, такая же нежная и боязливая, готовая увянуть от малейшего неосторожного
прикосновения. Сегодня половина букетика уже мокла в воде, когда я появился в
бассейне после занятий на тренажерах. Половина - потому что я заметил только
Елену, жавшуюся в углу бассейна и тихонько перебиравшую ногами в воде. Бравого
блюстителя чистоты речи нигде видно не было. Бросив полотенце и махровый халат
на пластмассовое креслице, я скинул резиновые шлепанцы, нырнул в воду и подплыл
к мимозе, одновременно думая о том, что же должно случиться в жизни молодой
женщины, если при таком роскошном теле и привлекательном лице она производит
впечатление хилого, жалкого, сломанного цветка.
