- Теперь понимаю, - ошарашено ответил я. Конечно, я не
в башне из слоновой кости живу, кое-что вижу, кое-что слышу, кое о чем читаю,
но чтобы дойти до такого неприкрытого цинизма и замазывать явно криминальную
смерть! Да, теперь рассказ убитого горем деда о расследовании смерти его внука
уже не казался мне столь надуманным и невероятным. Особенно вызывающим и
циничным показалось мне во всей этой истории то, что местные жители все это
знали и принимали как должное. Ну, может, и не как должное, но мирились с этим.
И главное - знали! То есть милиционеры даже и не считали нужным особенно это
скрывать. А чего скрывать-то? Никуда вы, милые мои местные жители, не денетесь
со своим знанием, потому как любое начальство, которому вы захотите
пожаловаться, тоже на окладе у криминала сидит и хода вашему заявлению ни за
что не даст, а вот по шее накостылять вам очень даже запросто могут, да нет, не
бойтесь, не в милиции, там с вами вежливо поговорят, зато по дороге домой каких
только неприятностей не случается...
- А за Фомича с Мишкой-грузчиком никто и колотиться не
будет, продолжала между тем Куколка, - все знают, что они оба сильно пьющие
были. Кому они нужны-то?
Интересно, как бы ты заговорила, прелесть моя, если бы
вместо Фомича и Миши этим коньяком отравился известный писатель Корин, а?
Местные милиционеры из кожи вон лезли бы, чтобы защитить свои
"подкрышные" палатки, а московская милиция, которую непременно
подняли бы на ноги и Муся, и матушка, и вся окололитературная общественность,
рыла бы носом землю, чтобы выяснить, кто меня траванул. Или не рыла бы? При
этой мысли вдоль позвоночника пробежал омерзительный холодок страха,
замешанного на безнадежности. Ведь если меня хотят убрать милицейские чиновники
высокого ранга, то шансов на раскрытие убийства писателя Корина никаких нет и
быть не может. Несчастный случай, естественная смерть, самоубийство - все, что
угодно, в крайнем варианте нераскрытое преступление, но истинные виновники
найдены не будут. И мечтать нечего.
Я задумчиво прихлебывал невкусный чай из красивой пузатой
кружки, делая вид, что слушаю Куколкино щебетание. Интересно, у нее
действительно чай невкусный, или это мне кажется, потому что мысли отравляют
все мое нутро? Прямо над моим ухом что-то тихонько звякнуло.
- Ой, - Рита подняла голову и посмотрела на табло, где
горел один из квадратиков с номером комнаты. - Посидите, Андрей Михайлович, я
сейчас.
Она вспорхнула и полетела в конец коридора, где в
двухместной комнате приходил в себя после черепной травмы какой-то бизнесмен. Я
видел его несколько раз, но куда чаще - его посетителей, являющихся непременно
в сопровождении охраны. Крутой, одним словом.
Ритуля появилась через пару минут, бледная и перепуганная.
Подлетела к столу, схватилась за телефон.
- Эмма Викторовна, Лопарев в ванной упал!.. Да, да...
нет... Встать не может, наверное, перелом... Хорошо.
- Что случилось? - спросил я, когда медсестра повесила
трубку.
- Да упал он, боров стопудовый, - с досадой бросила
Куколка, судорожно ища что-то на столе. - Вот черт, куда ж я ключи дела?
- Какие ключи?
- Да от процедурки, там каталка стоит. Надо его на
каталку и быстренько везти на рентген. Да где же эти ключи, елки-палки?
Рита проверяла карманы, выдвигала ящики стола, бестолково
суетилась, но ключей как не бывало.
- Давайте дверь взломаем, - предложил я. Она ровно три
секунды смотрела на меня в немом изумлении, потом решительно кивнула:
- Ладно, давайте. А то если мы долго провозимся, он
потом такой хай поднимет, что жить не захочется.
Двери мне никогда взламывать не приходилось, но я в кино
видел, как это делается. Либо сильный удар ногой, либо - с разбега и плечом.
Уже стоя перед процедурным кабинетом, я вдруг с удивлением осознал, что в мою
раненую голову даже не закралось сомнение: а смогу ли я? Хватит ли сил?
Отчего-то я был абсолютно уверен, что хватит. На удар ногой я, конечно, не
отважусь, я все-таки писатель, а не каратист, а вот плечом сумею выбить дверь
наверняка.
Так и случилось. Дверь открылась после первого же удара, но
мое самолюбие это не особенно потешило, я ведь понимал, что и дверь, и замок
наверняка хлипенькие. Ритуля вихрем ворвалась в кабинет и загрохотала каталкой.
И тут я сам себя удивил во второй раз.
- А как же вы его на каталку затащите? - спросил я,
быстро шагая рядом с девушкой. - Этот ваш боров действительно тяжелый, вы его
не поднимете.
- Эмма Викторовна сказала, что сейчас сама придет.
- Ну да, вы с Эммой Викторовной на пару - это, конечно,
мощь, фыркнул я.
Я представил себе дрожащую Голую Мексиканскую Собачку Эмму с
тоненькими ножками и крошечными ручками, пытающуюся вместе с хрупкой Куколкой
поднять с пола на каталку здоровенного мужика. Картина получалась
малоправдоподобной даже с учетом моей писательской фантазии.
Не спрашивая разрешения, я вместе с Ритой вошел в
апартаменты бизнесмена Лопарева. Внушительных размеров мужская туша валялась в
ванной и хрипло, но изысканно материлась. Туша была голой, и во мне тут же
взыграла мужская солидарность. Трусы висели на крючке, поверх халата, и я
первым делом, выставив Риту в коридор, помог несчастному Лопареву прикрыть
срам. Это оказалось делом нелегким, потому что ногой двигать он и в самом деле
не мог, но мы справились. В этот момент я по достоинству оценил и то, что двери
в комнатах не запирались, и то, что в ванной, как в хороших гостиницах, висел
шнурок, соединенный со звонком на сестринском посту. А то вот так брякнешься,
переломаешься и будешь лежать, пока тебя не хватятся.
В ванную каталка, естественно, не помещалась, и нужно было
каким-то образом сначала вытащить бедолагу в коридор, а уж потом поднимать.
Бестолочь эта Ритуля, тут не каталка нужна, а носилки, которые можно положить
на пол.
- Рита, надо было носилки принести, - послышался за
моей спиной сердитый голос Мексиканский Собачки. - Ты что, совсем тупая? Как мы
его будем поднимать? Беги быстро за носилками.
- Так нету же в отделении, Эмма Викторовна, -
залепетала Куколка. - Надо в приемный покой за ними...
- Значит, в приемный покой, - отрезала Собачка, и в эту
секунду я как-то засомневался в правильности своего восприятия. Дрожащая голая
собачка так не разговаривает, подобные интонации больше присущи фокстерьеру: тоже
существо маленькое, на вид совершенно субтильное, но жутко агрессивное и
отважное, а уж если вцепится зубами - вообще кранты.
Вероятно, судьбой было предписано устроить мне день больших
и маленьких удивлений. Потому что дальше я действовал, не размышляя и, что
самое поразительное, ни на мгновение не сомневаясь в собственных способностях.
Я нагнулся, подхватил пострадавшего бизнесмена под плечи и колени и всего лишь
с небольшим усилием аккуратно положил на каталку. Даже дыхание не сбилось. Ай
да Корин! Впору самому себя зауважать.
