- Ну, держал. И что?
- Теплая ручка-то?
- Борька, прекрати, - разозлился я.
- Ну вот, стало быть, живая дамочка-то, не призрак с
того света. Более того, Дюхон, пока она жила на милицейскую зарплату, это была
одна песня, а как уволилась и получила пенсию по инвалидности, так песня стала
совсем другая. Более, так сказать, громкая и мелодичная. Более красивая, чтоб
тебе понятней было. Ты, надеюсь, понимаешь, что пенсия по инвалидности ни при
каких условиях не может быть выше зарплаты?
- Понимаю, конечно. Она что, нигде сейчас не работает?
- Официально - нигде. Вот и делай выводы, Дюхон.
- Круто, - протянул я. - А семья есть?
- Был муж, который ее бросил в аккурат тогда, когда она
увольнялась.
- То есть больную бросил, что ли? - я ушам своим не
поверил.
- Дюхон, у тебя с головой как? Я ж тебе русским языком
говорю, что, если бы она была действительно больна тем самым, что в заключении
написано, она бы сейчас уже была покойницей. Заключение липовое, просто нужен
был не вызывающий сомнений повод для увольнения. Уж кто и зачем все это
устроил, я не знаю, но ты поразмысли на этот счет. А также насчет того, почему
в этот самый момент ей занадобилось от мужа избавляться. Все, Дюхон, не
отвлекай меня больше, я в машине еду, мне говорить неудобно. Если что еще узнаю
- позвоню.
- Спасибо, Борис, - с чувством произнес я.
Вот такие вот дела, милая Мимоза... Что ж, пойду погляжу,
как ты себя за ужином ведешь. Интервью-то небось прочитала уже и указания от
своих начальников успела получить. Сейчас и узнаем, что это были за указания.
В столовой я впервые за все время оказался раньше своих
постоянных сотрапезников, зато в компании с веселым трогательным Телком,
который с неописуемой скоростью запихивал в себя два салата, рыбу с гарниром,
рисовую кашу с изюмом и яблоками и прилагающиеся к чаю блины. Причем все блюда
исчезали в его утробе не по очереди, а одновременно.
- Куда так спешишь? Подавишься, - заметил я, аккуратно
отправляя в рот крошечную порцию салата.
- Тороплюсь, - пояснил Телок с набитым ртом. - Надо
напарника отпустить на ужин. Я тут за обедом с Аленой расчирикался, за временем
не уследил, так мне таких... этих самых... - он проглотил вполне понятное
слово, вставили по самые уши. Напарник - старший, а я пока на испытательном
сроке, нарываться нельзя.
- А кто такая Алена?
- Как кто? Соседка твоя по столу. Ты что, не знаешь,
как ее зовут? Ну ты даешь, Михалыч. Елена она, Алена, стало быть. - Н-да,
парень, простота твоя кого угодно достанет. Сутки всего знаком с женщиной,
которая к тому же старше тебя лет на десять, а уже Аленой называешь. Или ты
знаком с ней не сутки, а гораздо, гораздо дольше? Прокололся ты, Телок. С
тобой, таким недалеким, я легко справлюсь.
Едва Гриша отвалил, появилась Мимоза. Бледная, печальная. Ну
прямо все умерли, никого в живых не осталось.
- А где наш друг и учитель Павел Петрович? - бодренько
поинтересовался я, делая вид, что не замечаю ее расстроенного вида.
- К нему дочь приехала. Андрей...
- Да, Леночка? - я положил нож и вилку и вопросительно
приподнял брови.
- Мне очень жаль, но я должна с вами попрощаться.
Естественно. Ничего другого я и не ожидал. Ай да Муся, ай да
умница, на десять шагов вперед видит. Как точно она еще вчера спрогнозировала
ситуацию: если ты убедишь их в том, что ничего не помнишь, генерала Маслова не
знаешь и книгу про милицию не пишешь, они от тебя отстанут, а если Елена
подставлена ими, то они ее отзовут за ненадобностью. Вот и отозвали.
- Что случилось, Леночка? - мой голос выдавал
неподдельную озабоченность и огорчение.
- Мое лечение окончено, завтра утром я уезжаю домой.
- Вообще-то, глядя на вас сегодня, я бы не сказал, что
вы полностью выздоровели, - заметил я, вполне, между прочим, искренне.
- Я и не выздоровела.
- Но вы же сказали, что лечение окончено.
- Да, лечение окончено. У меня больше нет денег, чтобы
платить за него.
Что ж, хорошая отговорка. Пять с плюсом разработчику
легенды.
- Мне жаль. Очень жаль, правда. Вы были такой приятной
собеседницей, мне с вами было очень хорошо.
Ее губы дрогнули, глаза налились слезами. Мимоза судорожно
сглотнула. Ну актриса! Это же надо так играть! Где ее "Оскары"? Где
"Золотые пальмовые ветви" Каннского кинофестиваля? Настоящие, а не
глицериновые слезы крупным планом в нужный момент - это надо суметь. Ни в какой
Америке таких актрис нет, только у нас, да и то не в кино, а в милиции.
- Спасибо, - едва слышно прошептала она. - Мне тоже
было хорошо с вами, Андрей. Вы удивительный человек, ни на кого не похожий. И
вы очень талантливы. Кто бы что ни говорил о ваших книгах - помните: вы очень
талантливы. Когда вы напишете свою новую книгу о душе и разуме, ее обязательно
издадут. Вы тогда разрешите мне подойти к вам за автографом?
Я был великодушен, Елена же с каждой минутой становилась все
печальнее, и в конце концов у меня создалось неприятное впечатление, что она
переигрывает.
* * *
- Руки не напрягай! Расслабь руки, Михалыч, думай о
приятном.
Это было непросто: усвоить, что удары нужно наносить
расслабленными руками. Ну не укладывалось это в моем мозгу - хоть убей! Однако
Телок, надо отдать ему должное, был терпелив и добродушен.
- Михалыч, ты хоть раз покойников на руках носил? -
задал он мне вопрос после того, как я в сотый, наверное, раз выполнил движение
неправильно.
- Не приходилось, бог миловал, - фыркнул я. - А что?
- А мне приходилось. Ты знаешь, что покойник весит
больше, чем живой человек? Вот тот же самый человек, а как помрет - так будто в
два раза тяжелее делается.
- Да, я слышал об этом, - согласился я. - А почему?
- Да хрен его знает, загадка какая-то. Но факт есть
факт. У покойника все мышцы расслаблены, в том смысле, что он их специально не
напрягает, а весу получается больше. Ты это учти. Поэтому когда бросаешь
расслабленные руки, удар получается убойным, а если напрягаешься - фигня одна,
веса не хватает. Вот смотри, показываю еще раз. И учимся дышать, длинный вдох
носом, резкий выдох ртом, выдавливаешь воздух диафрагмой, на выдохе бьешь.
Телок принял забавную позу, выставил вперед и приподнял
руки, которые выглядели гуттаперчевыми, как у балерины, исполняющей
"Умирающего лебедя", шумно втянул носом воздух.
- Х-хе!
Его живот прилип к спине, четко обозначились выпуклые
квадратики мускулатуры пресса, руки мягко упали на палку, один конец которой
лежал на сиденье велоэргометра, другой - на перекладине шведской стенки. Палка
издала сухой треск и разломилась на две части. Таких палок Телок притащил в зал
штук пять, специально, как он объяснил, для наглядности процесса обучения.
Четыре уже были сломаны, причем, как нетрудно догадаться, вовсе не мной.
