- Как вас зовут? - спросил я слабым голосом.
- Елена.
- Спасибо вам за заботу, Елена, идите домой. Со мной
все в порядке.
- Неправда. Почему вы меня прогоняете? Вам нужна
помощь, это же очевидно.
- Вы врач?
- Нет, но...
- Тем более. Еще раз спасибо вам за заботу. Идите,
пожалуйста, домой. Я хочу остаться один.
Она внимательно посмотрела на меня и внезапно кивнула.
- Хорошо. Если вам станет плохо - сразу же звоните, я
прибегу. Не стесняйтесь.
Елена ушла, и, едва за ней закрылась дверь, я тут же пополз
в ванную, сорвал с себя грязную одежду, запаковал в полиэтиленовый мешок, чтобы
запах не проникал наружу, и сунул в ящик для мусора. Выбросить, выбросить! Даже
если это отстирать до стерильной чистоты, я все равно не смогу больше ни видеть
эти тряпки, ни тем более их надевать.
Потом я долго, мучительно мылся, борясь с тошнотой и
головокружением. Потом рухнул в постель и зарыдал. Потом заснул.
Утром, посмотрев в зеркало, я понял, что дела мои неважные.
Спустившись по лестнице на первый этаж, я укрепился в этом мнении. Болело все,
даже то, что, кажется, вообще никогда не болит, потому что там нет нервных
окончаний. Болели даже волосы и ногти. Я попытался сделать завтрак, но после
того, как на приготовление чая потратил почти час, потому что от слабости
вынужден был присаживаться и отдыхать каждую минуту, я все-таки решил позвонить
Степановой дачнице. Как ее? Елена, кажется.
Она примчалась тут же, трех минут не прошло. В руках у нее
не было ничего из того, что я ожидал увидеть: ни коробки с лекарствами, ни
аппарата для измерения давления, ни градусника. Интересно, как это она
собирается мне помогать? Полы мыть, что ли?
- У вас есть массажный стол? - спросила она. А, все
понятно, вы, мадам, массажистка и считаете, что все болезни можно излечивать
массажем. Не пройдет, дорогая.
- Нет.
- А кушетка без спинки?
- Да зачем? - возмутился я. - Мне не нужен массаж. Мне
плохо, понимаете? У меня слабость, у меня кружится голова...
- Вас избили, - ровным голосом продолжила Елена. - Я же
вижу. И я не собираюсь делать вам массаж. Вы меня позвали, чтобы я вам помогла.
Вы этого хотите?
- Ну, хочу, - недовольно буркнул я, уже сожалея о своем
опрометчивом шаге.
- Тогда давайте думать, как мне вас положить, чтобы у
меня был доступ к вам хотя бы с двух сторон.
- И что вы будете со мной делать?
- Лечить, - коротко ответила она, оглядывая мебель в
комнатах первого этажа.
Наконец она нашла то, что ее устроило, и велела мне лечь.
- Раздеваться? - спросил я, внутренне готовый послать
ее подальше, если она потребует обнажиться больше, чем я готов был.
- Не нужно. Просто ложитесь на спину.
Я лег и, как ни странно, расслабился и даже, кажется,
задремал. Очнулся я только тогда, когда Елена попросила меня перевернуться на
живот.
- А что вы делаете со мной? - задал я очередной умный
вопрос.
- Лечу.
- Как?
- Наложением рук.
- Так вы экстрасенс, что ли? - догадался я.
- Ни в коем случае. Это другая методика.
- И как, действует?
- Это вы мне должны сказать. По моим ощущениям -
действует, а как по вашим - не знаю.
Я прислушался к себе. Тошноты больше не было. И голова стала
ясной, мутный песок, забивший ее, рассеялся. Впрочем, это могло быть
результатом того, что я полежал и подремал. Наложение рук! Выдумает тоже.
Шарлатанство одно.
Спустя два дня я уже не был так уверен в том, что это
шарлатанство. Ужасающего вида синяки и кровоподтеки, которые я без удовольствия
лицезрел в зеркале еще вчера, как-то уж очень быстро поблекли и съежились,
отбитые места на теле перестали болеть после первого же сеанса, а после
четвертого я чувствовал себя бодрым и сильным. Только душа болела. Остро,
невыносимо и тягостно.
Елена проводила по два сеанса в день, сказала, что так надо.
Сразу после него прощалась и уходила, не пыталась задержаться, не просила
налить чайку и вообще ничем не обременяла меня. К концу второго дня я начал
испытывать к ней нечто вроде симпатии, густо замешенной на благодарности. И
потом, если "эта штука" (так я про себя называл метод лечения,
применяемый Степановой дачницей) действует, то надо поподробнее расспросить
Елену и использовать материал в очередной книге. Это могло бы стать неплохой
"розочкой на торте".
Однако после четвертого сеанса, уже стоя в дверях, Елена
сказала:
- Тело ваше мы более или менее привели в порядок. Но
душа у вас продолжает болеть. Вам нужно разобраться с тем, что с вами произошло
в восемь лет. Это в вас до сих пор сидит и пустило такие глубокие корни, что вы
не можете нормально жить.
Я похолодел. Возникло странное чувство нереальности и
одновременно совершенно реального пребывания в страшной сказке.
- А по-моему, я живу совершенно нормально, -
искусственно бодрым голосом заявил я. - Вы меня полечили, за что я вам
бесконечно благодарен, и теперь у меня все в полном порядке.
- Андрей Михайлович, - в ее интонациях появилась
незнакомая мне доселе жесткость, - один из смертных грехов - это грех лжи. Не в
том смысле, что вы обманываете других, это сколько угодно. А в том, что вы не
хотите говорить правду самому себе. У вас не все в порядке, и живете вы не
нормально. Перестаньте обманывать себя. Вы боитесь оказаться униженным и
отвергнутым. Подумайте об этом. Если захотите, чтобы я вам помогла, - телефон
вы знаете. Всего доброго.
Она ушла, а я еще долго сидел в холле на диванчике,
ошалевший от услышанного. В восемь лет... Откуда она узнала? Тридцать шесть лет
прошло, и я никогда никому не рассказывал об этом, но я и никогда об этом не
забывал.
Весь следующий день я промаялся, пытаясь то работать, то
что-то сделать на участке. И к вечеру не выдержал и позвонил Елене.
На этот раз она пришла не сразу, я прождал ее почти полчаса.
- Послушайте, - начал я с места в карьер, - я не
собираюсь перед вами исповедоваться и изливать душу. Чего я боюсь - это мое
личное дело, и делиться с вами я не намерен. Но я был бы вам очень признателен,
если бы вы объяснили мне, как узнали про тот случай, когда мне было восемь лет.
Меня интересует только это.
Я говорил, неотрывно глядя в ее лицо, произносил заранее
заготовленные слова и с каждой секундой все отчетливее понимал, что я сейчас ей
все расскажу. Мне это нужно. И это не принесет мне никакого вреда, потому что
она умна и поймет все Правильно, и не станет меня осуждать, упрекать,
объяснять, что я был не прав. Она просто выслушает и поймет.
