— Клянусь, к смерти Джесси я не имею ни малейшего отношения. Просто не верю я в эти самые детекторы лжи, вот и все. Уверен, закоренелые лжецы вполне могут переиграть эту машину. А невиновные люди начинают нервничать и в результате не проходят испытания.
Замора продолжал задумчиво вертеть в пальцах сигару.
— У меня есть хороший эксперт. Попробую уговорить Янковица пригласить именно его.
— Да не хочу я никаких тестов! И мне плевать, кто будет их проводить. Черт… Он проверяет частоту твоего дыхания, частоту пульса, давление. Но всякий раз, когда кто-нибудь упоминает имя Джесси Мерил, я так закипаю, что, боюсь, не пройду испытания, даже если буду говорить чистую правду.
— Тогда зачем ты с такой готовностью согласился на это в кабинете Янковица?
— Я просто блефовал. Решил, что с чем большей охотой соглашусь на этот тест, тем меньше шансов, что он решит меня испытывать.
— Ты не знаешь, что это за типы, государственные обвинители. Нет, теперь уж он ни за что не отступится.
— Если написанное нами объяснение удовлетворит его, возможно, он пойдет навстречу даже без полиграфа.
Замора удивленно покосился на своего клиента:
— С чего бы это?
— Да с того, что мы подвели под показания хорошую основу. Этот общий банковский счет — настоящая погибель для Свайтека.
— Как думаешь, почему она вписала его?
— Разрази меня гром, понятия не имею!
— Почему, к примеру, не тебя?
— Просто не собиралась делиться со мной деньгами. Это я давал ей деньги.
— Привык содержать всех своих дамочек по высшему разряду, да?
— Ты хоть понимаешь, как трудно содержать любовницу, когда жена, с которой прожил двадцать четыре года, норовит вытрясти из тебя при разводе все до пенни?
— Понимаю.
— Ладно, не будем об этом. У нас имеется Джесси Мерил, назвавшая Джека Свайтека совладельцем счета на полтора миллиона долларов, имеется также пленка, где она выкрикивает его имя. Для начала очень даже неплохо. И если прокурор скажет, что этого мало, мы дадим ему еще.
— Ему вроде бы достаточно.
— Это ты так говоришь.
— Я серьезно, — сказал Замора. — Следует продумать выступление перед жюри присяжных. Должно быть отточено каждое твое слово. Все должно быть правдой.
— Конечно. Лично я просто обожаю правдивые истории.
— Только особый акцент следует делать на слове «правдивые», а не «истории».
Доктор кисло улыбнулся.
— В том и состоит истина, да?
— В чем?
Зажегся зеленый. Замора тронул машину с места и быстро набрал скорость. Доктор Марш посмотрел в окно на пролетающие мимо пальмы и ответил:
— Все упирается в правильно расставленные акценты.
41
Спать они улеглись в полночь, в старой, еще девичьей спальне Синди. Последняя ночь в доме матери. Маленький старомодный ночник, стоявший на тумбочке, отбрасывал на простыни слабый свет. Типично девичья лампа, с абажуром в розово-белую полоску. Интересно, подумал Джек, что творилось в голове у Синди, когда она ребенком ложилась спать в этой комнате? И какие ей снились сны?.. Уж определенно, они не были похожи на те кошмары, что приходят теперь, с болью подумал он. Возможно, Эвелин права: причиной новых тревог Синди стал он сам.
— Ты на меня не сердишься? — тихо спросил он.
Синди лежала на боку, повернувшись к нему спиной. Джек рассказал ей все: и о завещании, и о ребенке, которого Джесси отдала на усыновление. Она выслушала его молча, не прерывая, даже будто не реагируя вовсе.
Она вздохнула и ответила:
— Возможно, я просто отупела. Стала равнодушна. И ничего больше не удивляет и не расстраивает меня.
— Знаю, наверное, лучше было не говорить, но это важно. Все, что произошло между мной и Джесси, было давно, еще до того, как мы с тобой познакомились.
— Понимаю.
— Я боюсь, что ты меня разлюбишь.
Джек был рядом, но видел лишь затылок жены. Она так ни разу на него и не взглянула.
— Что думаешь делать с этим мальчиком? — спросила после паузы она.
— Не знаю.
— Собираешься найти его?
— Наверное, должен.
— Ты этого хочешь?
— Не знаю. Все так запуталось. Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос, пока не уляжется пыль.
Оба они долго молчали. Синди потянулась к выключателю, потом вдруг остановилась.
— А когда Джесси написала это завещание?
Джек не понимал, к чему она клонит.
— Примерно год тому назад.
— Так это прежде, чем она пришла к тебе и попросила выступить ее адвокатом?
— Да. Наверное, она написала завещание, узнав, что больна.
— Зачем она так сделала, как думаешь?
— Что сделала?
— Написала завещание именно тогда.
— Ну, вероятно, это было частью ее плана. Чтобы все поверили: она смертельно больна, ей пришлось оставить завещание.
— Так ты считаешь, она и вправду думала, что умрет?
Джек призадумался, потом ответил:
— Нет. Она же сама сказала мне, что это был обман.
— А она, случайно, не говорила тебе, чья это была затея? Ее или доктора Марша?
— Разве это важно? Мне кажется, они действовали вместе.
— Если вместе, то почему именно твое имя возникло в этом счете?
— Потому, что действовали они очень умно. Только круглые дураки сообщники поставили бы свои имена в общем банковском счете.
В комнате снова воцарилось молчание. Через несколько секунд Синди опять потянулась к выключателю и снова остановилась.
— Скажи, только честно. Ты веришь в то, что Джесси была убита из-за того, что обманула инвесторов?
— Думаю, да. Или они убили ее, или она покончила с собой из страха перед ними.
— Кстати. Не дай Бог, конечно, но если тебе придется рассказывать перед жюри присяжных о том, что Джесси решилась на обман, как ты это докажешь?
— Я видел, как они с доктором Маршем держались за руки в лифте. Позже она сама мне призналась.
— Все — слова. Лишь голословные утверждения, будто ты видел, как они держались за руки в лифте и что потом она тебе призналась. Где доказательства?
В животе у него заныло. С таким сложным перекрестным допросом он еще не сталкивался.
— Да, сам понимаю, — тихо ответил он, не сводя глаз с затылка жены.
— Это меня и беспокоит.
