Как и многие другие, я давно предполагал, что эта сторона работы привлекала Каролину не только в силу профессионального любопытства. Ею двигало что-то более существенное. Я внимательно просматриваю досье в надежде найти какую-либо зацепку – например, что убийство Каролины Полимус носит либо ритуальный характер, либо является очередной зверской сценой, к каким она сама проявляла повышенный, можно сказать, болезненный интерес. Надежды мои не оправдываются, тринадцать имен ничего не говорят.
Ну что ж, пора на совещание, но что-то еще не дает мне покоя. Я еще раз просматриваю компьютерную распечатку регистрационной службы и вижу, что мне не попалась отмеченная в ней «папка П.» – так мы называем досье на лицо, совершившее преступление, которое предусмотрено одним из разделов Уголовного кодекса нашего штата, – подкуп должностных лиц правоохранительных органов. Каролина редко занималась делами, не связанными с преступлениями на сексуальной почве. Расследование случаев о подкупе проходит под моим личным наблюдением.
Я еще раз быстро обшариваю ящики письменного стола. Пусто. Вернувшись к себе, просматриваю свой список дел о подкупе. Такого нет. Я делаю пометку в блокноте: «„Папка П.“? Полимус?»
В комнату входит Евгения.
– О господи, куда вы пропали? Я с ног сбилась, вас искала. Звонил мистер Шишка-на-ровном-месте, сказал, чтобы вы приехали в клуб «Деланси» в полвторого.
Мистером Шишка-на-ровном-месте некоторые за глаза зовут Реймонда Хоргана. Мы с ним теперь часто встречаемся в городе, обычно после ленча, перед его очередным выступлением. Я докладываю ему, что произошло в прокуратуре за время его отсутствия.
– Лидия не объявилась?
Евгения читает оставленную ею записку:
– «Все утро буду через улицу». Укатила понаблюдать, как работают наши новички.
Я прошу Евгению оповестить кого нужно, что совещание по обвинительному заключению откладывается на полчаса, а сам иду в здание Центрального суда поговорить с Лидией Макдугал. В филиалах арестованные в первый раз предстают перед судьей, там устанавливают сумму залога, разбирают мелкие правонарушения и заслушивают предварительные показания свидетелей более тяжких преступлений. После стажировки в апелляционной и исковой секциях работа в филиале считается очередной ступенькой к прокурорской должности. Я сам полтора года провел в филиале, но сейчас бываю там очень редко.
В Центральном суде принимаются к производству серьезные дела. Сейчас здесь идет очередное заседание. В коридоре между двумя просторными залами топчется народ. Толпа напоминает неимущих пассажиров на нижних палубах старого океанского парохода. Матери и подружки плачут по сыновьям и возлюбленным, которые находятся в камерах, примыкающих к залу. Снуют разного ранга юрисконсульты и приглушенными, как у мелких спекулянтов, голосами предлагают свои услуги возможным клиентам. Адвокаты, назначенные штатом тем, кто не может оплатить частника, выкликают имена людей, которых им предстоит защищать, хотя их в жизни не видели. Обвинители громко вызывают полицейских, производивших аресты. Им явно не хватает сведений, которые содержатся в коротком официальном протоколе.
Зал заседаний поневоле внушает уважение: сводчатые потолки, мраморные колонны, ряды сидений с прямыми спинками. Здесь тоже стоит гул. Беззлобно препираются представители обвинения и защиты, сидящие неподалеку от судейского стола. Вокруг секретаря суда сгрудились служащие прокуратуры – один принес документы к слушанию, другой изучает протокол заседания, третий требует пропустить его дело прежде прочих. Вдоль грязноватых стен по двое-трое выстроились полицейские, многие пришли прямо с ночной смены для установления залога задержанным на их дежурстве. Чтобы прогнать сонливость, полицейские тянут кофе из пластиковых стаканчиков и переминаются с ноги на ногу. Из-за стены, из камер, доносятся грохот и гвалт. Кто-то из заключенных матерится на судебных приставов, кто-то жалуется на скверные условия содержания и вонь из унитазов, кто-то стонет и стучит по прутьям решетки.
К концу утреннего заседания приводят проституток в коротеньких, не закрывающих пупок топиках и шортах, выслушивают объяснения, налагают штраф и отпускают, чтобы те могли выспаться перед ночной работой. Обычно группу из трех-четырех девиц представляет нанятый защитник, но иногда эту роль исполняет сутенер – чтобы не тратиться на адвоката. Сейчас как раз такой случай. Холеный тип в оранжевом пиджаке распространяется о жестокости полицейских и непомерных штрафах.
Я наконец нахожу Лидию Макдугал, однако в коридоре не поговорить, и мы уединяемся с ней в раздевалке, где не висит ни одного пальто, ни одного плаща. Нужно быть последним идиотом, чтобы оставить одежду без присмотра в здании, где шляется всякий сброд. В раздевалке совершенно пусто, если не считать пишущей машинки и громадного канделябра в пластиковом пакете (вероятно, вещественных доказательств, приготовленных к слушанию очередного дела).
– Что еще там случилось? – спрашивает Лидия.
– Скажи, что могла делать Каролина с «папкой П.»?
– Понятия не имела, что Каролина интересуется делами выше пояса, – улыбаясь во весь рот, отвечает она – всеобщая любимица, непредсказуемая, острая на язык, не признающая авторитетов.
Она высказывает ряд предположений, которые я уже продумал и отверг.
– Тогда не знаю, – признается она.
В качестве заместителя окружного прокурора по административно-хозяйственной части Лидия Макдугал отвечает за работу с кадрами, следит за дисциплиной, занимается приобретением оборудования и так далее и тому подобное. Работа неблагодарная, паршивая, несмотря на громкое название должности, но Лидия привыкла к трудностям.
Вот уже двенадцать лет как у нее отнялись ноги. Это случилось вскоре после того, как мы почти одновременно пришли работать в прокуратуру. Стояла поздняя осень, вечером по дороге стлался туман, да еще пошел снег. Лидия, сидевшая за рулем, не справилась с управлением, и машина скатилась в реку. Ее первый муж Том погиб на месте.
Практика показала, что Лидия, пожалуй, самый талантливый юрист в нашем учреждении. Она организованна, сообразительна, находчива и со временем научилась использовать собственную немощь себе на благо. Масштаб трагедии постигаешь умом и сердцем постепенно, не сразу. Когда у присяжных заседателей выпадает два-три свободных дня, они наверняка задумываются над тем, каково это – жить, не чувствуя ног, не имея возможности самостоятельно ни встать, ни сесть. Но видя в суде эту красивую сильную улыбчивую женщину в инвалидной коляске, с обручальным кольцом на пальце, слыша, как она вскользь упоминает о своем маленьком ребенке, они испытывают даже не уважение, нет, а искреннее восхищение.
В сентябре Лидия станет судьей. Она уже заручилась поддержкой со стороны партии, и на первичных выборах у нее не будет соперников. Общие выборы превратятся в пустую формальность. Кто победит кандидата, за которого будут голосовать все женские организации, общества инвалидов, служители закона и общественного порядка, члены трех ведущих ассоциаций юристов?
