– Реймонд Хорган всегда носом землю роет. Ты сам знаешь.
– Вот как? А я-то думал, что у тебя нет политических пристрастий. Начитался речей, написанных для хозяина?
– Во всяком случае, его речи получше твоих, Делягарди.
Нико получил эту кличку во времена нашей прокурорской молодости, когда он, расталкивая всех локтями, полез наверх.
– Деляга… – протянул тогда Джон Уайт, наш окружной, и, помедлив, добавил: – …рди.
Так оно и пошло: дель Ла-Гуарди, Делягарди.
– Надеюсь, ты на меня не сердишься? Я правда верю в то, что говорю. Эффективный надзор за соблюдением законов начинается сверху. А Реймонд сдал – устал, что ли. Ему не хватает страсти и настойчивости.
Я познакомился с Нико двенадцать лет назад, в первый же день моей службы в прокуратуре. Нам отвели один кабинет на двоих. Через одиннадцать лет я стал заместителем окружного, а Нико заведовал отделом по борьбе с убийствами, и я его уволил. Он решил преследовать одного врача, делающего аборты, и обвинил его в убийстве. С точки зрения законности его позиция была более чем шаткой, и я его уволил, но дело всколыхнуло определенные группы населения, на чью поддержку он рассчитывал. Нико тискал статеечки, где освещал свои разногласия с Реймондом, и всегда заботился о том, чтобы его выступления в суде, которые больше смахивали на предвыборные речи, попадали в печать. Реймонд оставил решение о Нико за мной. И вот однажды утром я отправился в магазин спортивных товаров, купил пару самых дешевых кроссовок и оставил их на столе у Нико с запиской: «Прощай. Желаю удачи. Расти».
Нико дель Ла-Гуарди словно рожден для предвыборных кампаний. Сейчас ему около сорока, но выглядит он моложаво. Человек среднего роста, всегда аккуратно подстрижен и чисто выбрит; заботясь о форме, ест только отварную говядину и овощи. Правда, кожа у него нездоровая, с каким-то зеленоватым оттенком, что особенно подчеркивается рыжеватыми волосами и светлыми глазами. Этот недостаток не фиксируется ни фото-, ни телекамерой, не заметен и в судебном зале, потому Нико считают красивым мужчиной. Одевается он соответственно. Костюмы всегда шьет на заказ, и ему плевать, что на портного уходит половина жалованья.
Но более всего бросается в глаза навязчивая и, разумеется, наигранная откровенность, которую Нико демонстрирует даже здесь, в похоронной тишине, обсуждая с помощником оппонента предвыборную платформу. За двенадцать лет, включая те два года, когда мы сидели в одной комнате, я научился распознавать его способность подавать себя и давить на других с нахальной самоуверенностью. В тот день, когда я его уволил, он прошествовал мимо моего кабинета, сияя, как начищенный четвертак, и бросил на прощание: «Я скоро вернусь».
– Ты меня не агитируй, Делягарди. Я уже обещал Реймонду, что проголосую за него.
До Нико не сразу доходит смысл шутки, но и когда это наконец происходит, он продолжил разглагольствовать. Нико признает, что у него маловато денег, но утверждает, что молчаливая поддержка архиепископа приносит ему «моральный капитал».
– Это придает нам силы. Я наберу нужное количество голосов, ей-богу наберу. Народ позабудет, почему он голосовал за Реймонда – «Гражданские права». От него останется одно воспоминание, причем не самое приятное. А у меня четкая понятная платформа. – Когда Нико говорит о себе, он сияет от самоуверенности. – Знаешь, что меня тревожило? Знаешь, кого трудно было бы победить? – Он подвигается ко мне поближе и понижает голос: – Тебя!
Я смеюсь, но Нико продолжает:
– Хочешь знать правду? У меня от сердца отлегло, когда Реймонд заявил, что выдвигает свою кандидатуру. А то мне уже казалось, что Хорган вот-вот созовет большую пресс-конференцию, объявит, что уходит, но попросил Расти Сабича продолжить его дело. СМИ в восторге. Профессиональный прокурор, зрелый и принципиальный. В политику не ввязывается. Человек, на которого можно положиться, тот, кто разоблачил «Ночных ангелов». Реймонд обеспечивает поддержку мэра. Все разыгрывается как по нотам. Да, с тобой было бы трудно справиться.
– Придумаешь тоже, – бормочу я, мужественно делая вид, будто подобный сценарий десятки раз в этом году не будоражил мое воображение. – Нет, ты все-таки штучка. Работаешь по принципу «разделяй и властвуй». Верно говорят: горбатого только могила исправит.
– Правда, друг, я восхищаюсь тобой и злых чувств не питаю. – Нико дотрагивается до воротничка. – Я не все поменяю, когда попаду в прокуратуру. Ты по-прежнему будешь заместителем окружного.
Я любезно советую ему не молоть чепуху.
– Не видать тебе кресла окружного как своих ушей. А если все же в него сядешь, в замы возьмешь Томми Мольто. Он давно переметнулся на твою сторону.
Томми Мольто – закадычный дружок Нико, его бывший заместитель по убойному отделу. Вот уже три дня, как он не показывается на работе и даже не звонит. Наши считают, что, когда шумиха вокруг убийства Каролины поутихнет, Нико созовет журналистскую братию и объявит, что Томми Мольто вошел в его команду по предвыборной кампании. Газеты запестрят заголовками: «Разочаровавшись в Хоргане, прокурор поддерживает Нико». Делягарди умеет обделывать делишки. Реймонда буквально трясет, когда он слышит имя Томми.
– Мольто? – переспрашивает Нико. Его наигранное удивление неубедительно. Я не успеваю ничего сказать – священник с аналоя приглашает присутствующих занять места.
Я с ухмылкой прощаюсь с Нико и начинаю пробиваться вперед, где нам с Реймондом как должностным лицам отведены особые места. Я все еще чувствую влияние мощного излучения самоуверенности моего коллеги: как будто с палящего солнца вошел в прохладную тень – кожу покалывает и к ней больно прикоснуться. Вот и серебристый гроб. И тут вдруг меня посещает мысль, что Нико на самом деле может выиграть выборы. Это опять внутренний голос, негромкий, однако достаточно отчетливо говорящий то, чего я не желаю слышать. Ничтожного профана Нико, жалкую душонку, что-то толкает к триумфу. И рядом с мертвой женщиной я чувствую неуемную энергию этого человека. Куда-то она его заведет?
Как и положено на таких церемониях, по обе стороны гроба Каролины расставлены в два ряда складные стулья, на которых восседают местные знаменитости. Единственная незнакомая фигура – юноша лет восемнадцати. Его усадили рядом с мэром. Плохо подстриженная шапка русых волос и туго завязанный галстук, так туго, что кончики воротника его рубашки из искусственного шелка топорщатся. Двоюродный брат, думаю я, или племянник, но явно родственник, один из тех, кто живет на Восточном побережье, откуда Каролина давно сбежала. Соседние стулья все заняты людьми из мэрии, и для меня нет места. Я прохожу дальше, и когда оказываюсь позади Реймонда, тот, заметив мой разговор с Нико дель Ла-Гуарди, оборачивается и спрашивает:
– Что там Делягарди говорил?
– Так, всякую чепуху молол. Сказал, что ему денег не хватает.
– А кому их хватает?
Я, в свою очередь, спрашиваю, чем закончилась встреча с мэром. Реймонд закатывает глаза:
