Нико молчит. В сущности, судья таким образом дал понять, что мои слова не будут приняты во внимание. Перед Нико встал выбор: вывести Мольто из состава обвинения и сделать попытку все-таки выставить мое высказывание в качестве доказательства либо оставить Томми и потерять доказательство. Хорош выбор, нечего сказать! Судя по всему, мои слова канули в Лету.
Мольто делает шаг вперед.
– Ваша честь… – начинает он, но судья не дает ему говорить. Лицо его посуровело.
– Мистер Мольто, если вы хотите выступить в качестве свидетеля, я не желаю вас слушать. Вы вряд ли убедите меня, что давний принцип, запрещающий прокурору проходить свидетелем по тому же делу, неприменим в нашем случае. Нет, сэр, ни слова больше.
Ларрен говорит, что мы встречаемся 18 августа, и быстро закрывает заседание. Кивнув на прощание журналистам, он выходит из зала.
Мольто с недовольным видом стоит как вкопанный. Водится за ним эта вредная для юриста привычка – не скрывать свои чувства. Они с Литлом много лет на ножах. Я плохо помню, как в Северном филиале работала Каролина, но их словесные схватки незабываемы. Сосланный мэром Болкарро в судейскую «Сибирь», он жестоко проводил в жизнь свои понятия справедливости. Страж порядка у него был всегда виноват в дурном обращении с задержанным, пока не доказано обратное. Разозленный Мольто утверждает, что сутенеры, торговцы наркотиками и грабители, которых едва ли не каждый день приводили в суд, стоя аплодировали, когда судья Литл входил в зал заседаний. Полиция его ненавидела. Полицейские награждали его всяческими расистскими прозвищами, проявляя при этом удивительную изобретательность и полет воображения. К тому времени, когда я закончил следствие по делу «Ночных ангелов», Ларрен уже много лет работал в Центральном суде, и Лайонел Кеннили по-прежнему матерился при упоминании его имени. Несколько раз Кеннили рассказывал мне забавную историю. Полицейский Манос привел одного чернокожего в суд, утверждая, что тот обозвал его и намеревался избить.
– Как обозвал? – поинтересовался Ларрен.
– Мне неудобно повторять это здесь, в помещении суда, ваша честь, – сказал Манос.
– Боитесь оскорбить слух присутствующих? – Ларрен обвел рукой первые ряды, где сидели задержанные в то утро – проститутки, карманники и прочая шпана. – Говорите, не стесняйтесь.
– Он сказал: «Ты, козел долбаный!», ваша честь.
Со скамей раздались выкрики, свист, топот ног. Народ веселился вовсю. Ларрен, стуча молотком, призвал к порядку, хотя сам улыбался во весь рот.
– Разве вам не известно, что в наших местах это выражение считается приятельским приветствием?
Народ на скамьях зашелся от восторга. Улюлюканье, бурные аплодисменты, поднятые в знак солидарности с черным кулаки.
Когда шум утих, Ларрен объявил решение: обвинение в нанесении побоев задержанному, выдвинутое против полицейского, не подтверждается.
– Самое интересное, – сказал Кеннили, – что Манос, стоявший перед судьей с фуражкой в руках, вдруг говорит, как напроказивший школьник: «Спасибо, козел ты долбаный!»
Я слышал эту историю и от двух других людей. Оба клялись, что заключительную фразу произнес судья.
Глава 23
Каждую неделю, обычно в среду вечером, у меня звонит телефон. Я знаю, кто набрал мой номер. Я слышу в трубке, как он затягивается своей паршивой сигаретой. Мне не положено разговаривать с ним. Ему не положено разговаривать со мной. Поэтому он не называет себя.
– Как дела? – спрашивает он.
– Помаленьку.
– У вас все в порядке?
– Вроде да.
– Поганая все-таки история.
– Кому вы это говорите?
Он смеется:
– Точно, тебе это говорить не надо. Тебе что-нибудь нужно?
– Да нет, не очень. Хорошо, что ты позвонил.
– Знаю, что хорошо. Похоже, ты скоро снова вернешься в свою лавочку. Я уже пари предлагаю.
– Известное дело. Ты-то как? – спрашиваю я.
– День прошел, и слава Богу.
– Шмидт по-прежнему командует тобой?
– А куда он денется? Ну да хрен с ним.
– Что, давят на тебя?
– Эти зануды? Где сядут, там и слезут.
Но я-то знаю, как нелегко сейчас Липу. Лидия, которая тоже звонила мне раза два, говорила, что Липа отозвали из прокуратуры в управление. Шмидт засадил его за стол, велел визировать отчеты других своих подчиненных. Липу эта работа – как нож острый. И вообще он в управлении словно по канату ходит, выделывая порой такие кульбиты, что дух захватывает. Только чтобы к нему не приставали. Многие ждали, когда же он сорвется. И вот это случилось. Среди полицейских есть мнение, что Лип знал о моем преступлении и помогал мне его скрывать.
– Ну, бывай, на той неделе звякну, – всегда говорит он напоследок.
И обязательно «звякает». Наши разговоры похожи один на другой как две капли воды. В прошлом месяце, когда стало ясно, что я здорово вляпался, он предложил мне денег.
– Попал в беду, готовь монету, – пробурчал он, – я как-никак из немцев, кое-что припрятано.
– Спасибо, мне уже Барбара помогла.
– Выходит, жениться на еврейке не самое последнее дело?
– Не самое последнее, – подтвердил я.
На этой неделе я ждал очередного звонка.
– Как жизнь? – спрашивает Лип.
– Держусь.
Сразу же взяв в соседней комнате трубку параллельного телефона, Барбара слышит этот обмен репликами.
– Это меня, Барб! – кричу я ей.
Не зная о нашей договоренности, она говорит: «Привет, Лип», – и кладет трубку.
– Какие новости?
– Суд через три недели, – отвечаю я. – Теперь уже меньше осталось.
– Да, я видел в газетах.
Как ни крути, Дэну Липранцеру придется давать показания. Мы оба знаем, что его свидетельство – серьезный аргумент не в мою пользу. Он уже ответил на вопрос Мольто на другой день после выборов, когда еще не сообразил, что к чему. В суде он скажет то же самое, хотя теперь предвидит последствия. Что сделано – то делаю, так он объясняет создавшееся положение.
– Значит, готовитесь к процессу?
– Вкалываем дай бог. Стерн просто землю роет. Другого такого адвоката нет и не будет.
– Да, многие так говорят… – Я слышу щелчок его зажигалки. – Тебе что-нибудь нужно?
– Нужно, – говорю я. Если бы он не спросил, сам бы я не затронул эту тему. Так я решил.
– Выкладывай.
– Хорошо бы разыскать этого парня, Леона Уэллса. Ну того, кто предположительно заплатил прокурору в Северном филиале. Ответчика по делу, которое ты раскопал. Его Каролина и Мольто вели, помнишь? Стерн нанял сыщика, но тот побегал, побегал и заявил, что никакого Леона Уэллса вообще не существует. Вот я и ломаю голову, где его искать. Не спрашивать же об этом Томми Мольто.
