Он подался вперед, чтобы посмотреть, удовлетворен ли Старчек. На лице Ларри появилось неопределенное выражение: пойми вас, жучков. Коллинз вернулся к своему рассказу.
— И все равно я по-прежнему был на поводке у Эрно. Слетал на отдых в Европу, побывал в Амстердаме и снова принялся за наркоторговлю. На сей раз, когда я попался, Эрно отвернулся от меня. Он шел на риск, а я вот как отплатил ему. Вот что означало его поведение. Я сидел на усиленном режиме в Дженсенвилле, и Эрно ни разу меня не навестил.
Я даже не понимал, до чего мои дела плохи, пока не вышел на волю в девяностом году. Знал я, в сущности, всего два дела: торговлю наркотой и работу агентом бюро путешествий. Черное и белое, по моим понятиям, честно говоря. И не мог заниматься ни тем, ни другим. Попадешься третий раз за наркотики — пожизненный срок. А лицензии агента я лишился, когда меня осудили в восемьдесят девятом. Нужно было бы уехать отсюда, но я был молодой и решил, что одолею эту систему. Назвался Фаро Коулом, выправил поддельный аттестат и снова сдал экзамены на лицензию.
— А! — произнесла Мюриэл. Коллинз ответил легкой покаянной улыбкой.
— Нашел работу в «Менса трэвел», — продолжал он, — только на комиссионных. И все пошло, как раньше: из кожи лезешь, а денег нет. Что ж, успешный опыт махинаций с билетами у меня уже был. Нужно было только найти кого-то, кто мог бы их добывать. Пойти в аэропорт я не мог — Эрно меня прогнал бы, — но однажды вечером я сидел в баре, и там появляется Гэндолф, как всегда, хочет кому-нибудь что-то продать или что-то слямзить. Я знал, кто он такой. Сразу после школы я работал в аэропорту месяца два. Он покупал у меня травку. Мое имя он уже явно забыл, но я подумал, что он может знать в аэропорту кассиршу, которая не прочь подзаработать. Пообещал, что, если дело пойдет, мы его не забудем. Вот так я и познакомился с Луизой.
Поначалу она отказывалась наотрез. Наконец я убедил ее, сказав, что и Эрно делал то же самое. Это подействовало на нее. Она не хотела быть глупее Эрно или кого бы то ни было.
Мюриэл спросила, когда это произошло.
— О, мы, должно быть, начали в январе девяносто первого. Они все были убиты в девяносто первом, так ведь? В январе, значит. И все шло отлично, пока я не встретился с Гэндолфом в том же баре. В «Лампе». Оказалось, Луиза ему ничего не отстегивала. Может, не понимала, что нужно делиться с ним. Я точно помню, что говорил ей, но она не послушала, а Ромми ходил по всему аэропорту и трепал языком. В конце концов Луиза дала ему свою камею, чтобы он помалкивал, пока она не соберет те деньги, которые задолжала ему.
— То есть Луиза, по сути дела, отдала ему камею в залог? — спросила Мюриэл.
— Вот именно, — ответил Коллинз. — Сказала, что это фамильная вещь. Только было уже поздно, до Эрно дошла болтовня Шланга, и он схватился за голову. Как только услышал мое имя, прекрасно понял, что происходит, и нашел меня. Сказал, что не позволит красть у себя из-под носа, тем более что сам научил меня этому. Чтобы я прекратил это дело, а то он сам прекратит, и вскоре я узнал, что Эрно велел обыскать Луизу, придумав какой-то предлог...
— Наркотики, — высказал предположение Ларри.
— Точно. Заявил, что у нее при себе наркотики. Может, решил, что раз она связалась со мной, мы и наркотиками торгуем.
Но ее было не запугать. После этого дело продолжалось. Так или иначе, ей были нужны деньги, чтобы выкупить камею у Ромми.
В начале июля Луиза сообщила мне, что действовала очень осторожно и припрятала несколько билетов. Насчет Эрно она не беспокоилась. Сказала, так спрячет билеты, что никто не найдет. Решила, что лучше всего передать их мне четвертого, когда никакой опасности не будет.
И третьего, собственно, четвертого, уже за полночь, мы встретились в «Рае». Едва Луиза вошла, следом вбегает Эрно. Он просматривал ее сводки ошибок, следил за ней. «Допрыгалась, голубушка, — говорит Эрно Луизе. — Я давал тебе возможность одуматься». Смотрит на меня и говорит: «Убирайся отсюда к черту». «А ты, — говорит Луизе, — отдавай билеты, которые спрятала в белье, и сейчас же пиши заявление на расчет, а не то вызываю полицию».
Луиза была не из робких. Любому могла дать отпор. «Пошел ты, знаешь куда, — говорит. — Не грози мне полицией. Вызовешь полицейских, так я скажу им, что ты делал то же самое».
Коллинз заслонил лицо рукой и заерзал. Солнце светило ему прямо в глаза. Джексон встал и задернул шторы. То ли вспоминая, на чем остановился, то ли под впечатлением того, о чем рассказывал, Коллинз молчал несколько секунд.
— И тут, когда она сказала ему это, наступил, можно сказать, поворотный пункт. Эрно даже в голову не приходило, что я могу проговориться о нем. Он счел, что я увлекся Луизой. Но подумать не мог, что я раскрою этот секрет кому-то чужому.
Эрно был вспыльчивым. Весь побагровел, глаза стали как блюдца. Видно было, что он готов на убийство. Всерьез. Только прикончить он хотел не Луизу. Меня. Будь у него в руке пистолет, точно всадил бы мне пулю в лоб. Но пистолета у него не было. Пока. Он просто напустился на нас обоих, начал орать, ругаться, Гас подошел и говорит ему, чтобы он убирался из ресторана, а Эрно и ухом не повел. Ну, вскоре Гас вернулся с пистолетом.
Потом все почти так и было, как мой дядя рассказывал в суде. Эрно сказал Гасу, что он ни в кого не выстрелит, а Луиза выхватила пистолет у него из руки, и Эрно стал вырывать у нее оружие. Не думаю, что выстрел произошел случайно. Мне показалось, что она больше не держалась за пистолет. Но все произошло очень быстро. Бах! Так громко, что весь ресторан как будто еще пять минут содрогался. А Луиза смотрит на отверстие прямо посередке туловища, и оттуда дым, дым поднимается, словно от сигареты. Несколько секунд никто из нас не знал, что делать, все стояли и смотрели на нее, так это было необычно.
Наконец Гас сорвался с места и пошел к телефону. Эрно велел ему остановиться, но он не послушался, и Эрно спокойно застрелил его.
— А ты? — спросил Ларри Коллинза.
— Я?
— Что ты делал?
— Начальник, я слышал всевозможные угрозы и базары, но, честно говоря, ни разу не видел, чтобы стреляли в кого-то. Это была жуть. Сплошная жуть. Поначалу у меня была только одна мысль: «Как заставить его сделать обратный шаг?» Безумие какое-то. Я никак не мог поверить, что это непоправимо. Казалось, все должно вдруг прийти в норму. Только потом до меня дошло, что этого не случится.
Когда Эрно застрелил Гаса, я расплакался, а дядя начал кричать: «Кто виноват в этом, Коллинз? Кто?» Тут я решил, что настал мой черед, даже стал смотреть в окна, твердил себе, что прозвучало уже два выстрела, кто-то должен услышать и вызвать полицию. Но уже настало Четвертое июля, все могли подумать, что это фейерверк.
Потом Эрно увидел последнего. Прятавшегося. Залез, бедняга, под стол. Эрно навел на него пистолет и повел к морозильнику. Потом я услышал выстрел. Почему-то он прозвучал не так, как два первые. Что-то в нем было хуже. Для Эрно тоже. Когда он поднялся и взглянул на меня, весь его гнев улегся. Он просто сидел там, опустошенный, и говорил мне, что делать. Мы хотели представить случившееся ограблением. «Убери это». «Подотри то». Я все выполнял.
