— Ну что ж, поставим вопрос по-другому, — сказала она. — Вы сообщили детективу Старчеку сведения по делу об убийстве, я права?
— Пусть будет так.
— И ваш друг детектив Старчек раскрыл дело. Он получил за него поощрение.
— Он и вы, — сказал Эрно.
— Он и я. И все управление полиции, правильно?
— Да.
— Управление, в котором никто не помог вам перевестись на усиленный режим.
— Пусть будет так.
— Управление, где никто не поддержал вашей версии, что вы четыре года назад в баре Айка стреляли в состоянии самозащиты.
— Хорошо, согласен.
— И утверждая то, что утверждаете теперь, в сущности, отнимаете то, что дали раньше детективу Старчеку и управлению полиции. Да?
— Я говорю правду.
— Правду или нет, но стараетесь изменить или уничтожить результат тех сведений, которые сообщили раньше. Разве не так?
— Потому что они были ложью.
Мюриэл была непреклонна, и Харлоу велел Эрно ответить. Тому ничего не оставалось, как сказать «да». Теперь все было вполне очевидно, однако по рядам журналистов прокатился легкий шум, когда он произнес это слово. У них появился ключ для материалов.
Затем Мюриэл стала расспрашивать Эрно об отношениях с «Гангстерами-изгоями», уличной бандой, верховодившей в Редьярде. Сведения эти Ларри собрал во время ночного бдения над тюремным досье, и Мюриэл превосходно их использовала. Эрно подружился с сокамерником из «Гангстеров» и в конце концов оказался под покровительством этой банды. Предполагалось, что он иногда добывал для них нужные сведения через старых товарищей из полиции. Признавать это Эрно не захотел.
— Известно ли вам, мистер Эрдаи, что было несколько случаев, когда заключенные там члены группировки «Гангстеров» обеспечивали ложные признания в преступлениях, которые инкриминировались другим членам банды?
— Протестую, — заявил Артур. — Нет никаких свидетельств того, что мистер Гэндолф является членом какой-то шайки.
— Вопрос заключается в том, — сказала Мюриэл, — известно ли это мистеру Эрдаи.
— Это не относится к делу.
— Я хочу услышать ответ, — заявил судья.
— Слышал о таком, — сказал Эрно.
— А слышали вы еще, мистер Эрдаи, что эта группировка контролирует коридор смертников?
— Я знаю, что там их много.
— Включая мистера Гэндолфа?
— Насчет этого не могу сказать. Поймите, «желтые» изолированы от всех остальных. И ни с кем, кроме друг друга, не видятся. Я и словом не обмолвился с Гэндолфом за все время, что сижу.
— Скажите, мистер Эрдаи, если бы кто-то из членов «Гангстеров», оказывающих вам покровительство, попросил бы вас выдумать историю, притом такую, которая вам не повредит, однако насолит детективу Старчеку и управлению полиции, бросившим вас в беде, историю, которая даже поможет вам провести время с женой перед смертью — неужели скажете, что честность не позволила бы вам это сделать?
Артур поднялся задолго до того, как Мюриэл договорила. Он поспешно произнес: «Протестую», судья поспешно ответил: «Поддерживаю». Но Мюриэл, в сущности, высказала свой завершающий довод для прессы. Выполнив более чем успешно свою задачу, она пошла к столу обвинения, потом внезапно остановилась.
— Ах, да, — сказала она, словно осененная запоздалой мыслью. — Мистер Эрдаи, что вы, стащив трупы в морозильную камеру, сделали там с телом Луизы Ремарди?
— Задрал юбку и стащил трусики до лодыжек.
— А потом?
— Потом ничего.
— Значит, просто заголили ее? Для чего? Из любопытства?
— Заголил, так как знал, что час назад она занималась сексом, и подумал, что это обнаружится при вскрытии. Я хотел, чтобы казалось, будто ее изнасиловали. Сделал это из тех же соображений, что забрал у всех ценности, дабы случившееся выглядело ограблением. Я просто заметал следы.
— И не совершали акта анального секса с трупом.
— Нет.
— Вы знаете, не так ли, что полицейский эксперт, доктор Кумагаи, показал на суде, что с трупом было совершено половое сношение в извращенной форме.
— Я знаю, что он совершал ошибки в течение многих лет.
— А не знаете, почему в ее анусе была обнаружена смазка презервативов?
— Думаю, вам об этом следует спросить джентльмена, с которым она развлекалась на автостоянке.
— И думаете, этим объясняется, почему ее анус был расширен после смерти?
— Я не судмедэксперт.
— Но согласитесь, мистер Эрдаи, ваши показания не объясняют этого факта, так ведь?
— Да, я не объяснял его.
— Благодарю вас, — сказала Мюриэл.
Она села рядом с Ларри. И он совершенно неожиданно ощутил под столом удар ее кулака о свой.
* * *
Мюриэл провела перекрестный допрос почти в точности так же, как Артур разыгрывал его на встречах с Эрно в тюрьме. Единственным исключением оказалась фраза в его письме Джиллиан о том, что теперь он не может принести Ларри никакой пользы; Артур не уловил ее значения. Но во всем прочем Эрно был хорошо подготовлен. Камнем преткновения являлась сама Мюриэл. В любом соперничестве благодаря своей манере она побеждала по очкам.
Под конец допроса судья Харлоу сидел, выпрямясь, у бокового барьера, в демонстративном отдалении от Эрдаи. Когда Артур поднялся для опроса своего свидетеля после перекрестного допроса, он сознавал, что ему придется нелегко. Он застегнул пиджаки просмотрел записи Памелы перед тем, как приняться за то, что у юристов именуется реабилитацией свидетеля.
— Мистер Эрдаи, мисс Уинн спрашивала вас, почему вы шли на такой риск ради племянника. Можете вы это объяснить его чести судье Харлоу?
Эрно долгое время разглядывал барьер свидетельского места.
— Нам — моей семье — пришлось вынести очень многое. Нам очень трудно приходилось во время Второй мировой войны, а в пятьдесят шестом году отец принял участие в восстании... — Лицо Эрно исказилось. — Его убили — расстреляли, а потом повесили за ноги на фонаре перед нашим домом на страх другим. Соседи выдали его тайной полиции. Моей матери, сестре и мне с большим трудом удалось выбраться оттуда и приехать сюда. Коллинз, мой племянник, был единственным ребенком на двоих у меня с сестрой. И я знал, что, если он получит пожизненный срок, это конец. Дело в том, что я много думал о висевшем на фонаре отце — его оставили там на несколько дней, не позволяли нам снимать его. Это было предостережением.
Эрно прикрыл ладонью рот и надрывно кашлял до потери сил. Через минуту вытер бумажной салфеткой все лицо и подождал, пока восстановится дыхание.
— Я понимал, что Коллинз может кое-чего добиться в жизни. Он был умным, только запутался по недомыслию. И я считал своим долгом перед отцом, перед матерью — перед всей семьей — постараться дать ему еще один шанс. Я обязан был сделать все, что возможно.
