— Им-мунитет, — произнес Эйрз, когда Мюриэл сказала, что им нужно поговорить с Коллинзом.
— Иммунитет? — переспросила Мюриэл. — Чего ради? Даже если он лгал нам в девяносто первом году, срок давности уже истек.
— "Чего ради" касается только меня и его, Мюриэл. Не будет иммунитета, он заявит о своих конституционных правах на основании Пятой поправки[16]
.
— Как насчет прогноза? — спросила Мюриэл.
Эйрз мог сказать, что покажет его клиент.
— С какой стати мне это делать? Человек живет в Атланте, штат Джорджия, притом припеваючи. Ему незачем говорить с тобой, Мюриэл.
— Джексон, откуда у меня такое ощущение, что ты беседовал с Артуром? Я только что ответила на его ходатайство с просьбой судье Харлоу принудить меня дать иммунитет твоему клиенту.
И Артур, и Джексон знали, что правом предоставить иммунитет человеку обладает только обвинитель и что Мюриэл ни за что на это не пойдет без уверенности, что Коллинз поможет ей выиграть дело.
— Мюриэл, это нужно Артуру. Что касается меня, можешь забыть о существовании Коллинза. Но мой человек не будет разговаривать ни с Артуром, ни с тобой без полной гарантии неприкосновенности по закону.
— Джексон, Коллинз может не раскрывать рта, — сказала Мюриэл, — но мне нужно, чтобы он появился, пусть судья видит — мы пытались выяснить, что он имеет сказать. Примешь повестку о вызове для дачи свидетельских показаний?
— А что это даст моему клиенту?
— Бесплатную поездку в родные места.
— Миледи, он владелец бюро путешествий. И ездит бесплатно в родные места, когда вздумается. К тому же вызов свидетеля — гражданская процедура. Хотите допросить его — поезжайте к нему. Только вряд ли Мистер Налогоплательщик будет очень доволен, что вы совершите две поездки в Джорджию за его счет лишь затем, чтобы услышать, как этот человек откажется отвечать на ваши треклятые вопросы.
— Две поездки? — спросил Мольто. Мюриэл не захотела доставлять Джексону удовольствия, задавая этот вопрос, хотя тоже не поняла. Книги «Федеральные правила гражданского судопроизводства» на полке у нее не было.
У Джексона появилась возможность позлорадствовать, и он широко заулыбался. Его потемневшие от курения зубы неправильной формы редко можно было увидеть в суде, там у него единственным выражением лица была маска негодования. Чтобы вызвать Коллинза, объяснил он, им сначала нужно обратиться в федеральный суд Атланты и там получить обеспеченную правовой санкцией повестку.
— Пожалуй, мы так и сделаем, — сказала Мюриэл. — Может, управимся с повесткой и допросом за один рейс. Я пришлю тебе уведомление.
— Думаешь, я не вижу, когда люди блефуют? Мюриэл, адвокатская лицензия у меня на стене до того давняя, что овца, из шкуры которой сделан пергамент, плавала с Ноем в ковчеге. Не знала этого? Мюриэл, я достаточно опытен, чтобы не поддаваться на блеф.
Мольто проводил Джексона из кабинета. Когда вернулся, Мюриэл немного поговорила с ним, потом оставила Ларри сообщение на автоответчике. В начале шестого Старчек появился на пороге, вежливо постучал по открытой двери. Стоя там, он, как всегда, произвел на нее впечатление своим ростом. Крупные люди занимают все пространство.
— Занята?
— Лар, для тебя я всегда свободна.
Все ее помощники разошлись, телефоны молчали. Пальцы Старчека все еще лежали на косяке двери. Мюриэл остановила его легкой модуляцией голоса, которую расслышала сама. Кто-нибудь, подслушивающий сейчас или накануне в комнате для свидетелей, счел бы, что она флиртует. «Сила привычки», — подумала она. Прежняя Мюриэл берет верх над новой. Ларри был полноватым пожилым мужчиной, однако на клеточном уровне сохранилась память о его привлекательности. Конечно, было приятно ощущать себя помолодевшей, полной жизни, что называется, в соку. Но вместе с тем и глупо.
Мюриэл передала свой разговор с Джексоном. Ларри не мог понять, зачем Коллинзу требовать иммунитета.
— Может быть, — сказала Мюриэл, — он знает, что от меня не получит неприкосновенности. Видимо, в отличие от дядюшки не хочет давать показаний. Сославшись на Пятую поправку, он останется в стороне. Поэтому мы летим в Атланту.
— Мы?
— Да, мы. Я буду хлопотать о повестке, а ты допрашивать Коллинза, когда ее выпишут.
— Вправе я разговаривать с Коллинзом, если его адвокат против?
— Я не могу вести разговор со стороной, интересы которой представляет адвокат. Но Джексон отказывается принимать повестку. Поэтому кто-то из полицейских должен нанести визит Коллинзу, объяснить причину повестки и суть дела. Если он согласится говорить с тобой вопреки совету адвоката, это не наша вина.
Мюриэл была приятна мысль о реакции Джексона. Он всегда вопил громче всех из-за собственных ошибок.
Во вторник утром Ларри ждал у ворот аэропорта, вид у него был нервозный, когда примчалась Мюриэл. Для нее успевать на самолет перед уборкой трапа было спортом. Если служащий не закрывал ворот при ее появлении, она считала, что попусту потратила невозвратимые минуты.
— Черт возьми, как это вынести? — поинтересовался Ларри, когда они втиснулись на сиденья. — Летать самолетом и без того удовольствия мало.
Оба они взяли по большой сумке, но багажное отделение оказалось забито битком. Из управления юстиции Джорджии, которое оказывало им содействие, сообщили, что оформление повестки займет не больше часа, но Ларри удастся встретиться с Коллинзом только к вечеру. Если учесть уличное движение в часы пик, существовала перспектива заночевать в Атланте. Ларри затолкал сумку под переднее сиденье, жалуясь, что всю дорогу до Атланты будет чувствовать себя сидящим на стуле из кукольного дома.
— Извини, Лар. Я все пыталась дозвониться до Клэр — дочери Толмиджа. Вечером я должна была забрать нашего внука.
— Надеюсь, ты воспримешь это как комплимент, но я не вижу в тебе бабушку.
— Я все понимаю, Ларри. Лучшей возможности у меня не будет, и я хватаюсь за нее.
Даже просто говоря о ребенке, Мюриэл ощущала легкое беспокойство и тоску, которые зачастую вызывали его присутствие и отсутствие. Видимо, это отражалось на ее лице.
— А усыновление? — спросил Ларри.
— Что?
— Ты о нем не думала?
— О! — Мюриэл сделала паузу, чтобы унять сердцебиение. — Три года назад мы едва не усыновили мальчика. Афроамериканца. Мать совершенно здоровая. Полный порядок. И все сорвалось. Я чуть с ума не сошла. Но, как говорится, может, оно и к лучшему. Дочери оценивают Толмиджа как отца в лучшем случае на тройку. И все равно я иногда подумываю еще об одной попытке.
— Толмидж не противится?
— Особого энтузиазма не выражает. Он постоянно в разъездах — мне пришлось бы всем заниматься одной. Это сложно.
