Я увидел такое же зрелище несколькими часами раньше с воздуха. Наш самолет, снижаясь, прошел над пестрым ландшафтом из неоновых реклам, возвышавшихся над приземистыми казино. В глазах зарябило от буйства красок. Их неестественные сочетания ассоциировались в моем восприятии с симфонией звуков.
— О Господи… — произнес Майкл, приникший к иллюминатору. — Не позавидую тому, кто получает счет за электричество.
Наша миссия заключалась в том, чтобы как можно быстрее получить деньги. По этой причине из аэропорта мы сразу же направились в «Римскую монету». Прикинув в уме расходы на такси, решили, что самое разумное будет взять машину напрокат. Никогда в жизни мне еще не приходилось этого делать. Заказ был сделан на мое имя. Майкл предъявил мое водительское удостоверение. Я стоял рядом.
— Я выросла в Дюсейбле, — сказала нам девушка-клерк, оформлявшая документы. — Но не знаю Шейдидейла. — Она кивнула на права. — Где это?
По лицу Майкла, которое вмиг посерело, я понял, что если бы ему представилась возможность исчезнуть мгновенно, он не преминул бы воспользоваться ею. Если бы в этот момент отправлялся обратный рейс в Калифорнию, он наверняка бросил бы все и от стойки ринулся прямо к трапу.
— Это на Университетском бульваре, — пояснил я — На стороне Стони. Мы выросли вместе.
Молоденькая итальянка из Саут-Энда, которую звали Дибелла, имела самое смутное представление о том, где находится Университетский бульвар. У нее было продолговатое лицо и прямые, темные волосы. Очень симпатичная. Невольно напрашивалось предположение, что она приехала сюда, чтобы попытать счастья в каком-нибудь шоу, однако вместо этого пришлось довольствоваться скучной работой в третьеразрядной фирме.
— Черт возьми! — произнес Майкл, плюхаясь на сиденье автомобиля. Я включил передачу и тронулся с места. — Черт возьми! А вдруг кому-нибудь взбредет в голову навести у меня еще справки?
Я попытался предугадать вопросы, которые могут задать ему, когда он предъявит мое водительское удостоверение кассиру казино. Нет, он не тот Вейсман. Просто однофамилец. Заехал сюда на денек попытать счастья в очко. Я рассказал ему кое-что о нашей школе, чтобы у него было хоть какое-то представление о нравах и обычаях состоятельных людей, о детях интеллектуалов и о черных подростках, которые в мои дни хотели одного — не быть изгоями.
Мы совершили короткую прогулку по Парадизу, а затем поехали в южном направлении по дороге, идущей вдоль Лас-Вегасского бульвара. Проспект с обеих сторон был застроен зданиями в экзотическом архитектурном стиле — в форме параболоидов и конусов. Расположенные перед ними ослепительно яркие неоновые рекламы с названиями отелей хвалились именами остановившихся в них знаменитостей. Город почтили своим присутствием Пол Анка и Вик Деймон, певцы, чьи гомогенизированные американские голоса вызывали у меня отвращение своей приторной слащавостью, как и музыка, которую я воспринимал как вражеский гимн. Проспект пестрел изображениями обнаженных французских красоток. Этот упадок нравов, с моей точки зрения, производил менее удручающее впечатление.
Мы проехали мимо «Римской монеты», чтобы составить о ней представление. Это было сооружение величиной со стадион средних размеров, огромное железобетонное здание с вогнутой крышей, издали напоминавшее гуся с огромными крыльями. Оно стояло в стороне от дороги, а перед ним раскинулась красивая лужайка с густой и сочной бермудской травой. Должно быть, непросто было вырастить ее здесь, посреди выжженной солнцем мертвой пустыни, подумал я. Среди завсегдатаев заведения была, разумеется, и своя знаменитость — Джерри Вейл, о чем горделиво извещали четырехфутовые неоновые буквы. В соответствии с инструкцией я высадил Майкла за полквартала от казино, чтобы сбить со следа агентов ФБР. Мой спутник выглядел достаточно спокойным и собранным. Я до сих пор не мог понять, как Джун удалось уговорить его принять участие в этой авантюре. Однако поведение Майкла говорило о том, что он хорошо представлял себе весь риск.
— Говорю тебе в последний раз, — сказал я ему. — Подумай, стоит ли тебе рисковать ради меня?
В ответ Майкл пожал плечами все с тем же стоическим безразличием, как и когда я задал ему этот же вопрос в самолете. Он был не в силах противостоять влиянию Джун. На нем были джинсы и желтая шерстяная рубашка с перламутровыми кнопками, воротник которой был не виден сзади из-за длинных светло-русых волос. Здесь, в пустыне, Майкл выглядел более естественно, чем в Дэмоне, где он жил на краю вулкана. Он пристально посмотрел на меня в машине, взятой напрокат. Как обычно, речь давалась ему с трудом. Нам досталась шикарная машина, «шевроле», в пять раз больше моего «фольксвагена». У меня было такое чувство, словно я веду танк.
— Я думаю, — сказал он наконец, — я думаю, что и ты сделал бы это ради меня, если бы мы поменялись местами.
Это была клятва.
Майкл клялся в дружбе, хотя я вовсе не был уверен в том, что наши отношения подходили под такое определение. Я ничего не сказал в ответ, и он вышел из машины, захлопнул дверь и широкими шагами направился навстречу своей судьбе по широкой дорожке, которая вела к отелю.
Я проехал мимо него и въехал в «Римскую монету» по круговой дорожке, за швейцарами и коридорными в красных жилетах и с галстукам и бабочками, и, следуя указателям, обогнул здание и оказался на заднем дворе, залитом асфальтом и превращенном в огромную стоянку. Меня трясло от страха. Я должен это сделать, сказал я себе. Это испытание на смелость: я должен доказать, что не хочу попасть во Вьетнам вовсе не из трусости. Я должен знать, что могу заставить себя сделать все. Эта идея, которая только что приняла в моем сознании окончательную форму, целый день крутилась, подобно рекламному ролику, среди других мыслей. Побрякивая ключами от машины, я прошел через задние двери в огромный холл.
Добравшись до казино, я увидел, что жизнь здесь бьет ключом. В залитом ярким светом просторнейшем зале сверкали никелированными частями электрические игральные автоматы, блестели полированными поверхностями деревянные столы, покрытые зеленым сукном и разделенные на секторы, в которых лежали столбики фишек золотого цвета с изображением головы Цезаря. Игроки, сделавшие ставки, затаив дыхание, следили за тем, как металлическая лошадка двигается по кругу, постепенно замедляя движение. Я расхаживал от стола к столу, мурлыча под нос мелодию, которую услышал несколько минут назад из музыкального автомата в холле. Негромкий звук, производимый мной, тонул в общем шуме и гаме. Тысячи восклицаний, охов и ахов, сливавшихся в крещендо в момент остановки рулетки; звонки и гудки, доносившиеся со стороны автоматов, где старые куклы с мелочью в бумажных стаканчиках разъяренно лупили кулаками по игральным автоматам. Я слышал кое-что об этом безумном мире от друзей в школе и колледже, от парней, чьи отцы выросли в Норт-Энде и любили наведываться сюда, чтобы потом как бы между делом упомянуть о том, как они лихо просаживали здесь деньги. Ни единого окна. Часов тоже нигде нет. Время суток никак не влияло на качество освещения, однако сейчас, когда ночь была уже на исходе, начинали действовать биологические часы. Игроки расслабляли галстуки и расстегивали воротники. Одетые в древнеримском стиле официантки скользили между столами с подносами, на которых стояли бокалы с напитками. Небрежно повязанные тоги почти не скрывали грудей и упругих ягодиц, плавно переходивших в стройные ноги в туфлях на шпильках. Временами со стороны одного из фойе, где шло шоу, доносились звуки духового оркестра.
