— Это убийство, парень, чистейшей воды, — сказал Хоби. — Никакого сомнения.
После двух месяцев работы в адвокатской фирме, специализировавшейся по уголовным делам, в его голосе появились авторитетные нотки человека, считающего своей вотчиной ту сферу, в которой он, как я доселе полагал, раньше разбирался, как свинья в апельсинах. Хоби даже навестил бюро судебно-медицинской экспертизы, чтобы лично взглянуть на результаты.
— Понимаешь, синюшность указывает, что Кливленд умер лицом вниз, ничком, но полиция обнаружила его труп лежащим навзничь. Температура тела и пищеварительные ферменты говорят о том, что смерть наступила всего лишь за два часа до обнаружения тела, а сауна закрывается в четыре часа утра. И ты мне скажи, как они, во-первых, могли закрыть заведение и оставить клиента лежать там? Что-то концы никак не вяжутся. Каждый дурак на улице понимает, что тело кто-то подкинул. Но главная фишка, парень, вот в чем. Полиция думает: а на хрена нам потеть? С этим Кливлендом они и так натерпелись, а потом, когда в мае взяли его за жопу, он им начал плести околесицу насчет той бомбы и что отпечатки, оставшиеся на осколках, принадлежат, дескать, тому белому парню. Они объявили охоту на него по всей стране, потратили уйму сил и средств, и что? Все без толку. А затем туда являются Эдгар и его дружки-адвокаты и, посмеиваясь над копами, вносят залог, и — бац, Кливленд на свободе, а копы кусают локти. Они думают, что Кливленд пудрил им мозги с самого начала. А раз так, какая разница, как он загнулся — сам или ему помогли. Одним наглым ниггером меньше, и то хорошо. Вот что думают копы.
При упоминании о Майкле и отпечатках пальцев между нами вдруг возник невидимый мостик. К тому времени я уже рассказал Хоби о том, что случилось со мной в Лас-Вегасе, и мы оба почувствовали себя связанными узами везения. Это была радость спасения, которое мы заслужили. После недолгой паузы я спросил его наконец, не знает ли он, кто это сделал. Хоби по-прежнему якшался с «Пантерами». Правда, его связи с ними были уже не такими тесными. И все же он не мог не попытаться найти ответ на этот вопрос.
— Кто это сделал? — переспросил Хоби.
— Кто убрал Кливленда?
— Ты знаешь столько же, сколько и я. Пораскинь мозгами: Кливленд выдал Майкла, но Эдгар все равно не пожалел денег и выдернул его из тюрьмы. Так? Зачем он это сделал? Объяснение только одно: Эдгар хотел, чтобы Кливленд опять оказался на улице, потому что там с ним было рассчитаться легче, чем в тюрьме. Как думаешь, кто мог стать следующим после Майкла? Думаешь, Эдгар этого не понимал? О, конечно, когда Кливленда выпустили, они все превозносили его, сделали из него героя революции. А Кливленд, этот несчастный ублюдок, развесил уши и верил всей этой туфте. Он купался в аплодисментах и думал, что так и будет всегда. Я тут подкатился к Джозите, подружке Кливленда, и знаешь, что она мне сказала? Оказывается, после того как нашли Кливленда, к ней несколько раз приходили Хьюи и прочие деятели и компостировали ей мозги. Не говори ничего, партийная дисциплина и тому подобное, — продолжал Хоби. — Ну, она все равно девчонка-кремень, в огонь бросай, ничего не скажет. Но вот что мне удалось у нее выудить: именно Эдгар позвонил Кливленду посреди ночи, и именно к Эдгару направился Кливленд, никогда больше не возвратясь домой. Это дело рук Эдгара, парень. Должно было выглядеть как несчастный случай. Всем было известно, что Кливленд баловался наркотиками, а кто ими не балуется? Вот и все. Тем более Эдгар знал, что власти горевать по Кливленду не станут, скорее наоборот. Так что списать его со счетов — раз плюнуть. Эдгар проделывал такие штуки не один и не пару раз. Почерк его.
Когда мы вернулись в Сиэтл, я позвонил Эдгарам. Мне и раньше приходило в голову сделать это, но тогда мне было нечего сказать, кроме как потребовать объяснений, которые я вряд ли бы получил. А теперь эта новость — темное месиво подлости, на которой была замешена смерть, и моя роль в ней — взбудоражила меня. Я хотел сделать Эдгару нечто подобное тому, что он проделал со мной. Я не стал бы называть своего имени, но сказал бы только несколько слов: «Я все знаю о Кливленде. И знаю, зачем вам нужны были деньги». Его охватил бы животный страх. Он сначала парализовал бы Эдгара, а затем заставил бы метаться, как загнанного зверя.
Однако у меня ничего не получилось. Трубку снял Нил. Его слабый голос сразу же оживил во мне ощущение невосполнимой потери, которое мальчик всегда будил во мне. Когда я наконец заговорил, он мгновенно узнал мой голос, хотя я всего-навсего попросил позвать Эдгара.
— Привет, — сказал он. В голосе Нила звучала неподдельная радость, что я звоню ему. — Где ты сейчас? — спросил он.
Я попытался сказать ему все то, что он хотел бы услышать от меня.
— Я скучаю по тебе, Нил. Будь хорошим мальчиком. Мы все любим тебя. Я думаю о тебе и обязательно напишу тебе письмо.
В трубке послышался голос Джун, которая несколько раз спросила у сына, с кем он разговаривает.
— Майкл тоже там? — поинтересовался Нил.
— Майкл? Нет, его пока нет.
— О! — Он размышлял после этого недолго. Всего одну секунду, один миг, а затем, не сказав больше ни слова, положил трубку.
13 декабря 1995 г.
Сонни
Раз в месяц или около того Реймен и Мариэтта клянутся начать все снова. Как правило, разрабатывается новый план. Этим летом она подсыпала ему в кофе порошок, который ей дала золовка, чтобы привить Реймену отвращение к спиртному. Порошок должен был вызвать у него сильную рвоту, как только он сделает глоток виски. На прошлой неделе они поклялись отказаться от кредитных карточек и сигарет. Они собираются расплатиться с долгами, говорит она мне. Нужно выбираться из беспросветной нужды. Мариэтта вся светится энтузиазмом, хотя и сама признает, что подобная задача трудновыполнима. Бросая в очередной раз курить, он начинает слишком много пить, а может быть, и оба они закладывают лишку.
— Наверное, вы действуете друг другу на нервы?
— Нет-нет, — уверяет она. — Он говорит, что так хорошо ему давно уже не было, лет десять. Он счастлив. Вчера вечером дочка целый час проболтала с ним по телефону. Она думает, что он изменился, стал другим.
Уходя вчера с работы, я была полна решимости отчитать утром Мариэтту, пропесочить как следует. Назвать ее кумушкой, сплетницей, шпионкой, приказать прекратить совать нос не в свои дела. Однако, выспавшись, я подобрела и передумала. Поздним вечером мне вдруг захотелось позвонить Сету, но затем я вовремя вспомнила, что он повел Сару ужинать. Слушая разглагольствования Мариэтты о начале новой жизни, я чувствую себя растроганной чуть ли не до слез. Надежда, думаю я, вот главное. Надежда. Каждому нужна надежда.
— Потрясающе, — говорю я, когда мы встаем и направляемся в зал суда. — Я хочу знать, что из этого получится.
У дверей судейской, с обратной стороны, стоит, переминаясь с ноги на ногу, Фред Любич. Очевидно, он поджидает меня здесь не слишком давно, иначе не стал бы терять времени, а вошел в судейскую. В руке у него несколько желтых бланков — ордера на обыск.
