Слушая Стью, Джексон Айрес фырканьем выражает свое несогласие.
— Нет? — спрашивает Стью. — Тогда что же было на самом деле?
Он делает шаг вперед. Однако Джексон играл в кости на многих углах и видывал игроков почище Дубински. Он просто качает головой:
— Я скажу вам, как все было. Так же, как бывает всегда. Мой клиент сидит в тюрьме, отбывая двадцать лет за убийство, а белый парень начинает нести всякую околесицу. Вот такие дела. — Джексон опять поднимается на мыски и затем, чтобы окончательно развеять сомнения относительно несправедливости обвинений, предъявляемых Хардкору, добавляет: — Если этот малый невиновен, тогда скажите мне, почему он сбежал?
Сказав это, Джексон отходит в сторону, и Сет следует его примеру. Несколько минут он проводит в обществе Сонни и ее друзей, Соломона и Марты. У Марты огромный живот. Она ждет ребенка и вся лучится радостью по этому поводу. Здесь, в переполненной людьми гостиной, слишком жарко и душно, и Марта чувствует себя не слишком комфортно. Когда она обнимает Сета, он видит, что ее лицо густо усыпано капельками пота. Сет принимает их соболезнования и двигается дальше, обходя гостиную по кругу и выражая благодарность другим гостям.
Дик Бэрр, один из влиятельнейших людей в редакции «Трибюн», тоже здесь. Конечно, ему хочется переманить Сета, и он будет обещать ему золотые горы, но в то же время он порядочный человек, и его соболезнования звучат вполне искренне. Бэрр говорит, что Дубински отдал ему тексты надгробных речей и они обязательно поместят некролог в газете. До того как к ним подошел Сет, Бэрр и его помощник Форчун Рейл беседовали со старшими братьями Люси — Дугласом, или попросту Диком, банкиром, и Джиффордом, управляющим пенсионным фондом. Оба живут в округе Гринвуд и являются членами организации WASP — белых протестантов англосаксонского происхождения. Эта организация когда-то ставила перед собой грандиозные цели и задачи, но теперь дышит на ладан. Сет дружит со своими шуринами и дорожит этой дружбой. Несмотря на то что Сет в своей колонке иногда позволяет себе пройтись насчет их любви к дорогим яхтам, эксклюзивным клубам, их непреодолимого пристрастия к алкоголю, который каждому мужчине открывает дорогу в океан эмоций.
Когда родители Хоби встают и идут к выходу, Сет тут же спешит к ним. Они опять обнимаются, после чего Сет провожает их до калитки и долго смотрит им вслед. Затем поворачивается и смотрит на маленький кирпичный домик своего отца. Странное дело — наследство, думает он. Тебе вдруг достаются стены, которые когда-то хотел покинуть навсегда. Через маленькое окошечко в двери он смотрит на крошечную прихожую. Мрачные стены коридора, где вечно стоит спертый воздух, вот уже сорок лет не знали краски благодаря маниакальной тяге его отца экономить на всем. Теперь они приобрели музейную ценность, как бы проистекающую из того простого факта, что их почти полувековой возраст имеет какое-то особое значение.
Постояв на крыльце, Сет опять спускается по ступенькам, движимый внезапным импульсом совершить обход своих владений. На клумбе, расположенной на южной стороне у маленьких подвальных окон, начинают всходить нарциссы. Эта клумба в детстве напоминала ему его собственный рот с редкими зубами. Март на Среднем Западе — время волшебных превращений. На расстоянии деревья кажутся совершенно голыми, но вблизи видно, что ветки уже покрылись набухшими почками. Если теплая погода простоит еще денек-другой, эти почки взорвутся зеленью, и воздух наполнится свежестью.
Зайдя за угол, Сет видит Люси, которая сидит на верхней ступеньке обшарпанного заднего крыльца, поддернув юбку повыше и задрав голову с закрытыми глазами к небу. Она похожа на юную девушку, которая ждет поцелуя.
— Жительница Сиэтла, онемевшая при виде солнца, — беззлобно острит Сет.
Открыв глаза, она безмолвно улыбается и поднимает правую руку, в которой зажата сигарета. После гибели Исаака она усвоила эту дурную привычку, однако покуривала тайком от Сета. Он ничего не подозревал, пока у Люси не появились одышка и хрипы. Это стало бросаться в глаза, когда они возвращались домой после вечерних пробежек. Пойманная с поличным, Люси конфузится и тщательно тушит сигарету каблуком. Затем поднимает бычок и прячет в ладонь, чтобы потом выкинуть куда-нибудь. Сет тоже садится на крыльцо, но ступенькой ниже. Они говорят о том, какой чудесный выдался нынче денек и что чистое голубое небо обещает неплохую погоду на завтра.
— Я так и не сказала тебе, Сет, каким замечательным и проникновенным было твое надгробное слово. Ты говорил от души.
— Да. Слова. Фундаментальное средство общения между людьми. Они незаменимы. А что затем? Меня волновала реакция Сары. Я боялся, как бы она не подумала, что я совершаю профанацию, оскорбляя ее священную память о деде.
— Сара уже разбирается в таких вещах.
— В такой же степени, как и я.
— Тебя действительно устраивают ее планы? — спрашивает Люси.
— Меня нисколько не удивит, если она их изменит.
Вчера вечером Сара, которая часто говорила о намерении поступать в аспирантуру и даже грезила о сане раввина, сказала им, что вместе со своим другом Филом записалась в Американский корпус для участия в программе подготовки учителей для школ в негритянских гетто. После обучения они либо останутся здесь, либо их направят в какой-нибудь другой город на Среднем Западе.
— По-моему, это здорово. Я горжусь ею. Тем, что она именно такой человек. Я никогда не ожидал, что она станет журналисткой.
— Но тебе ведь хотелось, чтобы она стала профессором, преподавала в университете. Одно время ты носился с этой идеей.
— Я всегда любил интеллектуалов. Они казались мне такими далекими, не от мира сего.
Он вспоминает о Сонни, какой она была двадцать пять лет назад, и о том, как он попал в тенета философии, в которой почти ничего не смыслил.
— Твой отец был профессором, — говорит Люси.
Да, вот такая она, Люси. Всегда умеет ударить по больному месту. И как только он не замечал этого раньше? Сет встает, намереваясь продолжить осмотр заднего двора. Он предлагает Люси руку, и она принимает ее для совместной неторопливой прогулки. Этого у них не отнять. Они нравятся друг другу. И даже несмотря на то, что их жизнь в течение последних двух лет была невыносимой, Люси остается для Сета самым милым человеческим существом из всех известных ему.
Когда Сара училась в школе, Сет не переставал удивляться и восхищаться Люси. Она просматривала все тетради, не отставала от дочери, не выяснив досконально, что конкретно делали на уроке и какие вопросы задавал учитель. Она знала наизусть обеденное меню, имена всех друзей и какое влияние родители оказывают на дочь, даже если нога этого ребенка никогда не ступала в их дом. Она помнила каждую ноту для трубы или балетное па. В шесть часов утра Люси была уже на ногах и принималась гладить и штопать одежду для всей семьи. Она всегда знала, что Сара и Исаак захотят надеть сегодня, вплоть до трусиков и маек. Жизни ее детей стали ее жизнью: все трое сплелись в неразрывную ткань. Люси настолько понимала их, переживала, ставя себя на их место, что другие женщины часто робели перед ней, чувствуя ее неоспоримое превосходство как матери.
