И все это позволяло Люси забыть о самой себе. Приехав сюда, Сет, увидев Сонни в судейском кресле, полную уверенности в своем праве и способности отделять добро от зла и воздавать по заслугам, решать судьбы других, снова осознал, что этих черт в Люси ему не хватало. Ему нужна была женщина, которая боялась бы своих желаний и устремлений меньше, чем Люси, всегда угнетаемая необходимостью угождать и нравиться. Даже сейчас, когда ей уже за сорок, вопрос «Чего ты хочешь?» причиняет ей боль. Смерть Исаака стала как бы логическим звеном этой цепи, что часто доводило Сета почти до бешенства. Разве она не знала, что с этим нельзя примириться, что это не является частью всеобщей гармонии? Это сводило Сета с ума, потому что в нем не хватало той положительности и широты натуры, чтобы дать то, что ей требовалось. В минуты отчаяния, когда он думал, что все кончено, ему часто приходило в голову, что следующим мужем Люси будет своего рода оракул — священник или ясновидец. То, что она начала путаться с мужчинами, внешне похожими на Хоби, не было случайностью.
— Ну как ты? Выдержишь? — спрашивает он, когда они огибают внешнюю границу маленького дворика. Ветки старых деревьев, формирующих живую изгородь, покрыты узловатыми наростами, которые напоминают ему руки отца в конце его жизни.
— Думаю, что да. Смерть до сих пор остается для меня загадкой. Она завораживает до жуткого трепета. Это противоречит всем моим представлениям.
Сет криво улыбается. Для него смерть — постоянный фактор в жизни человека. В ее первой половине ты закладываешь фундамент, строишь на нем здание, а затем во второй половине наблюдаешь за тем, как оно постепенно рассыпается. Однако Сет не имел в виду обмен философскими взглядами. Он просто хотел спросить, как ей живется в настоящее время. Вскоре после его отъезда Люси сошлась с двадцатишестилетним мужчиной, директором бесплатной столовой для неимущих. Однако их связь распалась. Люди, особенно другие женщины, были жестоки с ней до невыносимости. Одна соседка спросила Люси, собирается ли та устраивать вечеринку для своего юного друга, когда он закончит школу. Теперь она одна, говорит Сара. На это замечание Сет никак не отреагировал, несмотря на то что ему всегда хочется сказать Саре, что все образуется и будет по-прежнему.
Сету действительно очень не хотелось, чтобы его дети росли в одной из этих фальшивых американских семей, где папаша женится на бывшей секретарше, классной девчонке-транссексуалке, а мамаша пристрастилась к наркотикам и тайком спит с епископом. Брат же промышляет игрой в наперсток на углу и грабежами магазинов самообслуживания. В День благодарения все встречаются за праздничным столом, пожимают друг другу руки, обнимаются и говорят: «Слава Богу, у нас есть наша семья». Сету хотелось, чтобы его дочь и сын знали, что есть настоящий очаг, что некоторые вещи непреходящи. А затем Исаака не стало.
Они идут дальше, и мысли Сета обращаются к статье, которую он должен написать завтра. Его работа всегда с ним, она — часть его души и сердца, навсегда поселившаяся в том каркасе мироздания в Сиэтле, где человек, известный в ста шестидесяти семи ежедневных газетах под именем Майкла Фрейна, продолжает свое существование. В воображении Сета этот Майкл приобретает некоторые определенные черты наружности. Он ниже ростом, плотнее, со скептически невозмутимым лицом, то есть физически воплощает тот идеал, к которому Сет стремился, когда учился на первом курсе и думал, что перед ним открыты все возможности.
Завтрашняя колонка будет первой из целой серии, концепция которой родилась в его голове во время посещений отца в различных больницах и реабилитационных заведениях. Центральной темой будут брак и отношения, вытекающие из него. Речь пойдет о худом, лысом мужчине из Кентукки, который отдал свою почку жене. Сет не знал, что такое возможно. Он думал, это нечто вроде пересадки костного мозга, когда возникают почти неразрешимые проблемы, если только у больного, нуждающегося в трансплантации, нет брата или сестры-близнеца. Этот мужчина, работающий инженером на оборонном предприятии в Даннинге, не особенно разговорчив. Он не из тех, кто любит разглагольствовать о мотивах своих поступков. Однако сейчас эта пара лежит в одной палате больницы «Синайские кедры». У каждого из них в левом боку разрез длиной четырнадцать дюймов. Они принимают одни и те же обезболивающие средства. Похоже на сюжет из мифологии, когда герой какого-либо мифа запускает руку к себе в тело и достает какой-либо орган. Несколько минут назад эта почка была в его теле, а теперь она уже покоится в теле его жены — эхо ветхозаветного Адамова ребра.
Главным достоинством своей работы Сет считает общение с людьми. По сути, это — интервью, в которых он просит людей рассказывать о таких вещах. Ему пишут и звонят в редакцию сотни людей. Он может находиться за полторы тысячи миль и сказать в телефонную трубку традиционную фразу: «Я хочу познакомиться с вами, мне бы хотелось рассказать вашу историю в своей колонке», и люди, отчаянно нуждающиеся в понимании, страдающие от недостатка внимания, рассказывают ему почти все.
Лежа на больничной койке, мужчина сначала отпил из стакана немного воды.
— Дело в том, — сказал он Сету медленным, протяжным говором, типичным для жителей Среднего Запада, — дело в том, что мне даже в голову не приходило, что я могу поступить как-то иначе.
Эти слова могли стать сногсшибательным заголовком. Когда-то они с Люси тоже были связаны подобными узами безграничной взаимной преданности, да и теперь по-прежнему готовы на все ради друг друга, то ли по привычке, то ли из благодарности. Однако, слушая того мужчину, Сет вдруг осознал: в нем нет уверенности, что его будущие отношения с Сонни расцветут таким же пышным цветом. Да, в них были мир, юмор, чувствительность и изумительное сладострастие. Но он сомневается, что Сонни, столкнувшись с необходимостью принести жертву, сможет когда-либо убедить его, что она просто не может поступить иначе.
У ног Сета небольшой клочок лужайки, который очень давно его мать заняла под огород. Сет тогда еще и в школу не ходил. Она прилежно возделывала эти пятнадцать квадратных футов и выращивала здесь чудесные овощи: салат, помидоры, горох, фасоль. Однажды, непонятным образом, за последней грядкой, у травянистой кромки вырос огромный кабачок, который они заметили не сразу, а когда все же обратили на него внимание, то приняли его за енота. Он до сих пор помнит, как отец боязливо крался вперед с кочергой в руке, напоминая фехтовальщика. А еще в памяти Сета всплывают те воскресенья, когда он трудился здесь с лопатой, мотыгой и граблями, делая грядки, пропалывая их. Он выполнял ту мужскую работу, которую должен был выполнять отец. На лужайке стоял включенный транзистор, и Сет был в курсе последних событий в НБА, слушая репортажи без отрыва от работы. У Люси на огороде всегда царил образцовый порядок, и Сет очень уважал ее за это.
Весь садово-огородный инвентарь его мать держала в узком сарайчике, который отец построил в заднем углу огорода. Ясное дело, Бернгард опасался воров. Там висит большой и ржавый замок. У Сета возникает желание заглянуть внутрь. Что же все-таки отец оставил? Он уже хочет снять дверь с петель, но потом вспоминает, где должен лежать ключ. Достав его за стрехой, он открывает замок и, сняв его, входит в сарай. Внутри темно, пахнет гнилым деревом, удобрениями и суглинком. В беспорядке валяются старые инструменты, металлические части которых почти сплошь покрылись ржавчиной. Все углы затянуты паутиной, внутри которой висят передушившие друг друга пауки.
