На вопросы Томми, чей тяжелый серый костюм выглядит так, словно он пролежал скомканным в ящике комода целые сутки, девушка отвечает, что ей пятнадцать лет и скоро исполнится шестнадцать. Когда Мольто задает вопрос, она устремляет глаза в потолок зала суда, словно там написана точная дата ее рождения. Сейчас она сидит на стуле для свидетелей и держит руки сложенными между коленей. У нее тихий голос.
— Каков адрес вашего места жительства в настоящий момент? — спрашивает Томми. — Где вы живете?
— Иногда я ночую у матери.
— Нет, я имею в виду прямо сейчас. Вы находитесь в изоляторе для малолетних преступников?
— Угу, в тюряге для малолеток.
— И как долго вы там находитесь? С сентября?
— Угу, — отвечает Лавиния. — С тех пор как меня выписали из больницы.
Ее рот слегка приоткрыт. Она почесывает нос и настороженно смотрит на Томми, немного подавшись вперед, чтобы лучше слышать вопрос. Однако теперь говорит не Томми.
— Ваша честь, — обращается ко мне Хоби. Глубокий бас. Театрально воздетые к небесам руки — хорошо отработанный жест. — Если мистер Мольто не может выяснить местожительство свидетельницы без наводящих вопросов, мы могли бы заодно напомнить ему и про клятву.
— Хорошо, мистер Таттл.
Хоби знает, что здесь Томми ждет ухабистая дорога, и предупреждает, что не даст ему легко отделаться. Я напоминаю Томми, что он не должен задавать свидетелю вопросы, которые заранее предполагают ответы.
Томми согласно кивает. Затем они с Лавинией кое-как продираются через детали ее сделки с обвинением. Она признала свою ответственность — имеется в виду заявление подсудимого о признании своей вины — за участие в сговоре с целью убийства и была объявлена в судебном порядке делинквентом. Пока ей не исполнится восемнадцать лет, она будет содержаться в пенитенциарном заведении для несовершеннолетних. Однако ее не будут судить как совершеннолетнюю, и даже когда она выйдет на свободу, за ней не будет числиться судимость. Это очень выгодная для Лавинии сделка, и Хоби наверняка использует данное обстоятельство. Затем Томми обращается к преступной группировке «УЧС», уточняя кличку подсудимой, ее место в структуре и характер их знакомства с Орделлом Трентом.
— И каковы же были ваши отношения с Хардкором в рамках «УЧС»?
— Кор мне не родственник, — отвечает она. — А к «УЧС» я имею отношение только со стороны моего брата Клайда, который сейчас в нижнем штате.
Нижний штат — один из многих эвфемизмов для обозначения тюрьмы строгого режима в Редъярде.
— Нет, — говорит Томми, — нет, что вы делали по заданию Хардкора, как одного из главарей шайки?
Осознав свою ошибку, Лавиния опускает взгляд в пол.
— Толкала дурь, — тихо отвечает она.
— Что это значит?
— Продавать.
— Продавать что?
— В основном травку и крэк. Иногда порошок. — На их жаргоне это означает сигареты с марихуаной и героин, временами кокаин.
— Вы хотите сказать, что по заданию Хардкора осуществляли розничную продажу наркотиков?
— Наводящий вопрос, — возражает Хоби, после того как Лавиния дает утвердительный ответ.
— Поскольку он проясняет предыдущие ответы, я отклоняю ваше возражение, — говорю я.
Томми кивает. Очко в его пользу.
— И вы продавали наркотики в каком-то определенном месте?
— В районе «Ти-4». В основном на Грей-стрит и Лоуренс-стрит.
— Напротив Четвертой Башни?
— В общем, там.
— Хорошо, — произносит Томми. Обретя некоторую уверенность, он выходит из-за Стола обвинения и прохаживается по ковровому покрытию. — А теперь, мисс Кэмпбелл, скажите нам, вам известен человек по имени Нил Эдгар?
— Угу, — отвечает она. На лице у этой девушки, соучастницы в убийстве, появляется улыбка, и она сразу же становится той, кем ей и положено быть по возрасту: пятнадцатилетней девчонкой, радостной и даже немного глупой. Она поглядывает искоса. — Я уже давно знаю Нила.
— А вы видите его здесь, в зале суда? Укажите на него, пожалуйста, и скажите, во что он одет.
Несмотря на то что все глаза в зале суда уже обращались к нему, на Нила, очевидно, нашел один из особенных моментов, когда он испытывал неизъяснимый приступ веселья. Он сделал полный оборот в крутящемся кресле из черной кожи, показав всем присутствующим свои поношенные ковбойские сапожки — только подумать, ковбойские сапожки! Его лицо расплывается в абсолютно дурацкой ухмылке, словно эта юная женщина явилась сюда исключительно для того, чтобы его поразвлечь. Указывая на него рукой, Лавиния все же не решается встретиться с ним взглядом.
— Он вон там, рядом с тем здоровенным мужиком, — говорит Баг.
Это описание Хоби всколыхнуло всю аудиторию. Взрыв хохота потряс стены. Волна веселья захватила и меня. Все произошло так мгновенно, что Баг даже не успевает еще опустить тонкую, изящную руку и, залившись краской смущения, поникает головой. Подобно большинству домашних девочек, она носит прямые волосы с матовым оттенком, жесткие, как иголки ежика, которые фиксируются на месте с помощью спрея. Прическа в стиле афро, обязательная принадлежность периода Освобождения, давно уже исчезла, став забытой модой прошлого, к которому теперь не питают никакого уважения.
— Мисс Кэмпбелл, — говорю я, — он действительно здоровенный мужик. Вы не солгали.
Хоби с достоинством выпрямляется.
— Я согласен с этим пояснением, ваша честь. Здоровее, чем следовало бы.
Лавиния кивает. Очевидно, такое доброжелательное отношение ее немного успокаивает. Подобно многим детям этой расы, она оказывается на поверку неплохим подростком, почти не защищенным по своей внутренней сути.
Томми возобновляет допрос:
— Откуда же вы знаете Нила?
— Он крутится там, — отвечает она, — он все время там ошивается.
— Где — там?
— Около Четвертой башни, — говорит Лавиния.
— И когда же вы впервые увидели его около Четвертой башни?
Она опять закатывает глаза к потолку. Ей сдается, что это должно было быть в марте.
— А как часто после марта вы видели там Нила? Раз в неделю? Два раза? — спрашивает Томми.
— Похоже на то.
— Судья Клонски, — возмущается Хоби, — он опять задает наводящие вопросы.
Томми делает еще одну попытку, упростив вопрос:
— Как часто?
Баг не может ответить точно. У Томми на секунду закрываются глаза — признак рассеянности. Он говорит что-то Руди, который сидит практически под ним, и пожимает плечами. Думаю, они дебатируют вопрос, стоит ли продолжать усилия в этом направлении, пытаться выжать из нее прежние показания. Но это всегда последнее прибежище обвинения. Если только они начинают придираться к свидетелям, которых вызвали сами, это значит, что у них нет прямой дороги к истине. Томми решает перейти к следующему вопросу:
