В большой, ярко освещенной комнате играли вальс, несколько пар танцевали. К Дмитрию тут же подбежала Катя.
– Митенька, и ты здесь!
Вообще-то по возрасту Кате рановато бывать на таких вечеринках, но это был дом ее лучшей подружки Эмилии Ресслер: девочки учились в одном классе в Мариинке. Сама Эммочка, такая же, как и Катюша, веселая двенадцатилетняя девочка, уже крутилась рядом, и как только заиграла музыка, игриво присела в книксене перед Митей:
– Давайте потанцуем! Пока Таня с одним твоим братом танцует, я – с другим.
Митя с удовольствием покрутил юную барышню в вальсе, потом присоединился к молодежной компании, собравшейся вокруг Саши и Тани. У младшего брата было много друзей, приятелей, и хотя сам Саша никогда не стремился в лидеры, всегда оказывался центром и душой компаний. Сейчас тоже он что-то живо обсуждал с ребятами. Дмитрий подошел и понял, что разговор идет о государе и царской семье.
– Они все живы, – горячо говорила Таня, оглядывая всех блестящими от возбуждения глазами. – Их тайно переправили в Германию, в замок Фридберг! Это ведь родовой замок императрицы.
– Это просто слухи, – возразил ей, нахмурив брови, молодой человек, которого Дмитрий не знал. – Как это было возможно?
– Господин лейтенант! – Таня повернулась к одному из офицеров. – Ну вы-то слыхали? Об этом говорил капитан Винклер из штаба!
– Слышал, – кивнул лейтенант. – Как будто бы Вильгельм сговорился с большевиками. Вроде это было тайным условием Брестского мира.
– Ой, как было бы славно! – захлопала в ладоши Лариса. – Я верю, верю! Немцы и большевики, они ведь заодно.
– А чтобы солдаты и рабочие не бунтовали, всем объявили о расстреле, – теперь уже совершенно уверенно разъяснила Таня.
– И чтобы вывести из игры нас, офицеров, – подхватил лейтенант. – Нет царя, не за кого, значит, и воевать…
Саша быстро глянул на Митю, чуть пожал плечами, как будто хотел сказать: «Хотелось бы верить, но…»
Что ж, в их семье был человек, кто информацию умел отделять от слухов и анализировать ее. Викентий Павлович Петрусенко еще летом сказал:
– Я так надеялся, что этого не произойдет. Увы…
И пошел в воскресный июльский день на панихиду, которую служил по убиенному царю Николаю Второму харьковский митрополит Антоний Храповицкий. Они были там, на переполненной скорбящим народом Соборной площади, всей семьей. Викентий Павлович стоял рядом со своим давним другом, графом Федором Артуровичем Келлером. Митя немного сердился на дядю: ну что стоило тому взять его с собой, представить графу. Ведь знал прекрасно, что племянник просто влюблен в этого человека, которого называли «первой шашкой России». Сколько знаменитых побед одержал он со своими кавалеристами на фронте! А когда после отречения царя ему пришел текст новой присяги, Келлер заявил, что не станет приводить к ней свои войска, так как не знает такой власти – Временного правительства. Он был готов со своими драгунами, казаками и гусарами идти на помощь царю, ждал от него распоряжения. Не дождался, был вынужден сдать корпус, остался жить в Харькове. После ноябрьского переворота, когда власть в городе стала совсем большевистской, Келлера попытались арестовать. Это были не слухи: Викентий Павлович и Дмитрий, работавшие тогда, хоть и неофициально, в милиции, слышали эту историю сначала от своего милицейского начальства, а потом Петрусенко лично рассказал и Федор Артурович. Как зашел во двор его дома отряд солдат, как граф надел свой любимый чекмень Оренбургского казачьего войска и волчью папаху, вышел на крыльцо. А командир отряда, как потом выяснилось, бывший вахмистр, увидел своего корпусного командира, скомандовал «смирно» и воскликнул: «Ваше сиятельство, разрешите поздравить с праздником, со светлой Пасхой!» Но том «арест» и окончился.
На панихиде граф Келлер стоял в этой же форме, Митя издали смотрел на высокую стройную его фигуру, на благородное лицо с высоким лбом, выразительными глазами…
Хотелось и Мите поверить в легенду о спасении государя. Но, как сказал Викентий Павлович, увы…
Дмитрий потихоньку направился к выходу, ища глазами младшую сестру. Катюша поймала его взгляд, подбежала.
– Ты уже уходишь? Ну и я с тобой.
– А Саша? – спросил он.
– Нет, он не пойдет.
Она помахала брату рукой, он ответил тоже жестом: мол, идите, я еще побуду.
Они жили на Епархиальной, в особняке, купленном семьей лет пятнадцать назад. Это было почти рядом – на параллельной улице. Вскоре Митя с Катей свернули на улицу Бассейную, которая соединяла несколько параллельных улиц центра города.
– А знаешь ли ты, что эту улицу проложил и даже застроил дедушка Тани и Эммы? – спросил Дмитрий.
– Знаю, знаю! И Бассейную, и другую, которая так и называется его именем – Юмовская. Да ты уже меня не раз спрашивал, Митя… Что ты такой рассеянный сегодня? Невеселый?
Сестренка смотрела на него проницательным взглядом, сочувственно склонив головку. Митя улыбнулся, погладив ее ладошку:
– Да, верно, расстроили воспоминания… Я сегодня встретил Виктора, старшего брата Алеши Уржумова. Помнишь Алешу?
– Ой, помню! Это твой друг, погиб на фронте. Он к нам часто приходил…
Да, Алеша и Митя учились вместе на юридическом, дружили. С самого начала войны, с четырнадцатого года, Алексей рвался на фронт. Митя и сам был патриотом, но Алешу эти чувства просто переполняли. Но тогда они еще были первокурсниками, мать и старший брат удержали его. Но когда зимой в начале пятнадцатого года шли тяжелые бои в Карпатах, Алексея удержать уже не могли. Как раз формировалась армия генерала Лечицкого, он записался в нее добровольцем. Весной писал восторженные письма и домой, и Мите из освобожденного Перемышля. А летом немецкие войска вновь взяли и Перемышль, и Львов, русская армия отступала с тяжелыми боями. В августе в боях за Брест-Литовск Алеша Уржумов был убит…
Митя не очень хорошо знал старшего брата Алеши, просто видел несколько раз. Он сам бы прошел мимо, но Виктор окликнул его, остановил. Они поговорили немного. Митя поинтересовался здоровьем Натальи Захаровны: она, мама Алеши, так тяжело перенесла потерю сына. Оставшись рано вдовой, сама воспитывала сыновей… Виктор скупо ответил, что мать здорова, сам поинтересовался:
– А что твой родственник, господин Петрусенко? Расследует какие-нибудь страшные и увлекательные преступления?
Спрашивал вроде бы с иронией, но Митя почувствовал настоящую заинтересованность. Пожал плечами:
– Викентий Павлович не сотрудничает с нынешними властями.
– А в приватном порядке? Неужели никто не обращается за помощью к знаменитому сыщику?
– Наверное, людям не до того. Да и есть ли сейчас интересные, запутанные дела? Кражи, разбои… Нет, дядя нынче простой обыватель.
Мелькнула было мысль об Иване Христоненко, но, во-первых, там все было совершенно неясно, во-вторых, Иван давно в Германии. Викентий Павлович тогда даже не начинал это расследование – ограбление тайника в Настасьевке. А сейчас вряд ли и вспоминает. Хотя кто знает. Обычно Петрусенко ничего не забывает… Но в любом случае Дмитрий и не собирался об этом говорить Виктору. Зачем? Того это совершенно не касается. Они заговорили о другом. Виктор сказал, что подумывает уехать в Добровольческую армию Деникина, которая сейчас на Кубани. Митя признался, что подобные мысли и ему в голову приходили. Но тут Виктор быстро попрощался и ушел. Наверно, воспоминания о брате опечалили и его. А, может, пожалел о своих откровениях?
