– Здравствуйте, Леночка! – Он протянул к ней руки. – Позвольте, я помогу!
Митю передернуло от ласковых вибраций в голосе Уржумова, от фамильярного обращения. Потому что с первого взгляда на девушку он ощутил необъяснимое родство с ней. Как будто эти четко-нежные черты лица, выбившиеся из-под платка светло-русые локоны, серые глаза, выражение которых полускрыто темными ресницами, – все ему смутно знакомо и дорого. Может быть, у Уржумова было право так обращаться к ней? Но нет: она ответила спокойно, не акцентируя, но Митя сразу понял – ставит Виктора на место!
– Благодарю, господин подпоручик. Мне не тяжело.
И рука Виктора сама отдернулась от сумки, которую он хотел у нее взять. Мгновенная радость охватила Митю, тем более что Елена, мельком глянув на Уржумова, перевела взгляд на него. Не рассматривала, просто посмотрела прямо, брови чуть дрогнули.
– Мой товарищ Дмитрий, – быстро сказал Уржумов, – вместе ушли в Добровольческую армию, вместе воевали.
«Как бы не так», – подумал Митя, но поправлять не стал.
– Как чувствует себя ваш братишка? – спросил между тем Виктор. – Как его нога?
Девушка склонила голову:
– Благодарю вас, уже лучше. Но… наверное, будет нужен еще перевязочный материал. Если это возможно…
Она явно обращалась с просьбой, но так, словно говорила: «Не утруждайте себя». Уржумов обрадовался:
– Конечно, конечно! Мне нетрудно, вот вернусь и принесу. И знаете… давайте все-таки я сам перевяжу ему рану. Я же медик, и неплохой. У меня даже студенческое прозвище было Эскулап! Мы-то все на факультете были, можно сказать, эскулапами, но звали так именно меня. Так я зайду к вам, Леночка?
Она улыбнулась, одновременно качая головой.
– Зачем вам утруждать себя? Перевязывать я умею хорошо. И брат… он застенчив. Возраст такой.
Мельком Митя подумал о том, что никогда раньше он не слышал студенческого прозвища товарища, Виктор об этом не говорил. Да это и несущественно… Он смотрел вслед Елене, которая, попрощавшись, шла к своему дому. Легкая походка, стройная фигура, которую подчеркивало элегантное пальто цвета кофе с молоком, невысокие сапожки. Такая одежда предполагала шляпку, но на девушке был пуховый платок, и этот платок делал ее более простой, незащищенной.
Дальше всю дорогу Виктор, взбудораженный встречей, рассказывал о сестре и брате. О том, что приехали они из Пятигорска еще месяца три назад, собирались дальше, в Крым, но почему-то застряли здесь.
– Не на что им ехать, видно. Да и жить тоже. Видел, в какой халупе комнату снимают? А ведь три месяца тому еще такого наплыва людей не было, можно было найти приличную квартиру. Она подрабатывает, уроки музыки дает. – Искренне изумился: – Надо же, кто-то сейчас ребенка музыке учит. Повезло ей. Мальчишка тоже в порту работает, на погрузке. Вот ногу рассек железом, я уже приносил им бинты, йод, аспирин. Аптеки нынче пусты, ничего не достать, даже если деньги есть.
Они почти прошли ряды и строения Торговой площади, пробираясь сквозь толпы расположившихся здесь лагерем беженцев, как что-то тормознуло внимание. Митя увидел явно наспех сколоченные подмостки, с обеих сторон от них стояли повозки без лошадей. Это были походные балаганы, крытые брезентом, и на одном висела яркая, крупными буквами писанная афиша: «Феерическое представление каждый вечер! Театр-варьете «Сад Тиволи» Виктора Жаткина».
– Виктор! – Митя придержал за рукав торопящегося вперед товарища. – Смотри, это же наш театр, из Харькова! А господина Жаткина я лично знаю!
– Да? – Уржумов взглянул мельком, не останавливаясь. – Кого здесь только нет. Ладно, пошли, некогда. Может, вечером и заскочим…
Они вышли к Цемесской бухте. И сразу наткнулись на заграждения и баррикады.
– Смотри, – Виктор показал на военный корабль, стоящий совсем недалеко, – вот он, эсминец «Беспокойный». Хорош! Ваши на каком уплывут, еще не знаешь? А то давай со мной, я организую, и вещи заранее туда забросим. – Тут Виктор засмеялся: – Да у тебя и вещей-то нет. А мои чемоданы уже там пристроены. А то ведь я предчувствую: такая давка будет при посадке…
Митя увидел за баррикадами сине-белые цвета Алексеевского полка, попрощался с Уржумовым и поспешил к своим.
Вечером Виктор вернулся домой с большим пакетом бинтов, ваты, пузырьками йода, какими-то еще лекарствами.
– Нет, – сказал со злым напором, – на этот раз я сам отнесу все ей! И скажу, что помогу ей и брату уехать в Крым, а потом и дальше. Пусть поймет, что за мной – как за каменной стеной. И будет благодарна.
Дмитрий молчал, хотя грудь сдавливала тягучая боль. Но что он мог сказать? Он был в городе всего один день и Елену видел первый раз. Да, ему показалось, что Виктор девушке не нравится и даже неприятен. Но так ли это? Тяжело думать, но, может, он ошибается?
Виктор вышел, а Митя поспешил в свою комнату, к окну. И увидел, что от деревянного дома через двор, к скамейке, идет парнишка. Идет, заметно хромая. Догадался: «Это брат Елены». Наброшенный на плечи тулуп не скрывал его юношескую хрупкость, непокрытые волосы были густыми и длинными. Скамья стояла как раз на полпути между входами двух соседних домов, там и встретились мальчик и Уржумов. Разговор у них был недолгий. Виктор явно рвался пройти в дом, но Всеволод – Митя помнил, что так зовут паренька, – говорил что-то, и Уржумов останавливался. Вновь делал шага два вперед и вновь возвращался. Брат Елены не пытался удержать его или преградить дорогу – просто что-то спокойно говорил. В конце концов Уржумов сунул ему в руки пакет, повернулся и пошел к себе. Митя поторопился вернуться в столовую, где они расстались. Боль в груди незаметно исчезла, он с трудом сдерживал улыбку.
– Проклятый мальчишка! – бросил яростно Виктор, падая в кресло. – Невзлюбил меня!
– Отчего? – осторожно спросил Митя, стараясь не выдать своего настроения.
– Ясное дело, ревнует к сестре. С младшими братьями это случается часто, особенно когда они входят в такой возраст, а сестра молода и не замужем. Бывают и взаимные чувства, и даже общая постель. Инцест…
– Я знаю, что такое инцест, – жестко оборвал его Дмитрий. – Не читай мне медицинских лекций. Ты говоришь о конкретных людях, о Елене… – голос его предательски дрогнул. – Зачем же так гадко!
Уржумов поднял на него взгляд, криво усмехнулся, явно хотел что-то сказать. Но после паузы черты его лица смягчились, и он махнул рукой:
– Ты прав, конечно, здесь и близко ничего подобного нет. Но мне обидно: стараюсь, стараюсь для нее…
Тут он вдруг засмеялся и хлопнул в ладоши.
– Я со злости пугнул мальчишку, взял и сказал: «Рану ты мне перевязать не даешь, я ее даже не видел. Может, эта рана вовсе не у тебя? Может, вы подпольщика раненого прячете?»
– Какого подпольщика? – не понял Митя.
– Да ищут в городе одного – руководителя большевистского подполья. Они тут были, все время чего-то устраивали. Саботаж на железнодорожной станции, вагоны с оружием не туда отправляли, а то и просто расхищали. А месяц назад взорвали прямо на рейде английский корабль с боеприпасами для армии. Вот этот самый руководитель подполья самолично взорвал, да сам был при этом ранен. Это наша контрразведка выяснила, но взять его не смогли. Вообще-то хорошо сработали: повязали большевичков-героев, все подполье. А главного взять не смогли, хотя даже награду назначили за голову. Кто-то прячет его, раненного… Вот я и постращал мальчишку, уж очень он рассердил меня. «Сестра, – говорит, – занята, вы мне медикаменты отдайте». Я ему: «Сам ей отдам». Он: «Вас что, хорошим манерам не учили». И смотрит так… не мигая.
