– Подождите, подождите! – Викентий Павлович мало что понял в причитаниях Кочиной, только самое главное. – Значит, был мертвый ребенок, отданный вами кому-то?
– Был, конечно, был! Все расскажу, как на духу! Разве такое забывается! А монашка эта неспроста в тот же день в больницу пришла, как и я! Знамение это…
– Давайте, Варвара Акимовна, подробнее о монашке расскажите.
Оказывается, Кочина время от времени навещала свою больницу, где проработала больше тридцати лет. Вот и недели три назад заскучала она и пошла в больницу. Там ее встретили, как всегда, приветливо, и пока сидела она в большой кладовой с другими сестрами и кастеляншей, пришли две монашки из Владычного монастыря. Они, как это делали уже много лет, принесли новое постельное белье, скатерти, занавески на окна. Все это они шили сами у себя в монастыре и бесплатно жертвовали больнице для бедных. Кастелянша с одной монахиней ушла пересчитывать и принимать белье, а вторую сестры пригласили попить с ними чаю. Она присела к столу, пила чай, слушая их разговоры и улыбаясь каким-то своим мыслям. А потом, когда наступила пауза, сказала вдруг негромко:
– Когда-то и я здесь, у вас в больнице, побывала.
– А разве у вас при монастыре нет своей лечебницы? – удивилась одна из сестричек.
– Я не жила еще тогда в монастыре, – ответила монашка. – Это было давно, семнадцать лет назад. – И, помолчав, продолжила: – Я совсем молоденькая тогда была. Родила здесь ребенка… дочку. А она умерла через сутки… Сентябрь был, холодный день, ветреный…
Сестрички молчали, и от сочувствия, и от неловкости. Но монашка этого не замечала: глаза ее туманились то ли слезами, то ли воспоминаниями, странная, почти неуловимая улыбка блуждала на губах. А Кочина оцепенела, как от сильного удара по голове. Она вдруг словно увидела: пустынная дорога на кладбище вдоль небольшой рощицы, она сидит на тряской телеге, придерживая корзину с крышкой. Видит у поворота за рощу женщину – ту самую, с которой договаривалась, протягивает ей корзину, берет деньги… Промозглый ветер порывами дует в лицо, несет пыль… И монашку эту она теперь узнала – да, та самая бездомная и безымянная девчонка, которую привели в больницу почти в беспамятстве. Она видела, когда ее заводили в приемный покой. Но тогда вряд ли запомнила бы, если бы не видела еще раз. Специально пошла посмотреть: когда взяла задаток за ребенка, еще живого, но уже умирающего, специально заглянула в палату, где лежала роженица. Боялась: вдруг очнется раньше времени, пойдет к своей дочке, помешает… Но нет, та лежала без чувств, а Кочина не сразу смогла оторвать взгляд от ее лица – измученного, худого, но все равно красивого… И вот теперь она смотрит на монашку – да, то самое лицо. Не изможденное, и не юное уже, но то самое, и такое же красивое…
– Ну, а монашка вас не узнала? – поинтересовался Петрусенко.
– Как она могла? Она меня и не видела тогда. А когда я вернулась… с кладбища, этой роженицы в больнице уже не было, ушла незаметно. И вот – встретились! А тут и вы, тоже о том ребенке спрашиваете… Разве бывают такие совпадения просто так!
Викентий Павлович еще не осознал – важна ли полученная информация о матери подмененного ребенка. Ведь, похоже, та женщина вообще ничего не знала. И все же он спросил на всякий случай:
– Значит, монашка из Владычного монастыря? А как ее имя?
– Сестрой Аглаей называли.
…В «Бородинские пруды» Викентий Павлович возвращался в отличном настроении. Родные ждали его, не садились обедать. Отсутствовал только Саша. Он два дня не был у своих друзей в «Замке» и сегодня с утра стал проситься отпустить его туда. Отец на удивление легко согласился и даже позволил мальчику поехать верхом.
Сели за стол. Как только подали первое блюдо, Людмила не выдержала:
– Викентий, не томи! Вижу по тебе, узнал что-то новое, интересное! Мы с братом так ждали тебя!
Вадим Илларионович, улыбаясь, развел руками:
– Признаюсь, твои расследования увлекли меня. Такое, казалось, вокруг затишье, покой… И вдруг – буря страстей, настоящие преступления. Это, оказывается, будоражит кровь и воображение… Так что ты там узнал нового?
Викентий Павлович посмотрел на дочку, которая не слушала взрослые скучные разговоры, а ела и заодно кормила одну из дворовых собачонок. Та стояла рядом с ее стулом, положив на колени девочки морду, глядела на нее умильными глазами. Катюша время от времени совала ей прямо в пасть то кусочек хлеба с маслом, то колбаски, то сыра и о чем-то потихоньку разговаривала со своей любимицей. «Хорошо, что Саши нет, – подумал Викентий Павлович. – При нем всего не расскажешь». И он повернулся к жене и шурину:
– Чем дальше в лес, тем больше дров! Все, что происходит в «Замке», оказывается гораздо серьезнее, чем мы предполагали вначале. И, похоже, началось не сейчас, а давно. Тогда, Люсенька, когда доктор Сойкин рассказывал тебе об исчезнувшем родимом пятне…
Итоги подводили, когда уже пили чай.
– Итак, – начал Викентий, – разобьем все происходившее на два этапа. Первый – это события прошлого, семнадцать лет назад. Княгиня Берестова родила дочь, но, по заключению врача, больше детей иметь не будет. Спасибо тебе, Люсенька, что вспомнила два таких важных момента – этот диагноз врача и его рассказ о родимом пятне! Ты моя лучшая помощница!
Он обнял жену, и она на минутку прижалась щекой к его плечу. Потом воскликнула:
– Так что же получается? Если верить медсестре Кочиной, маленькую княжну Берестову подменили на мертвого младенца?
– Очень похоже, что так.
– Изуверство какое! – Вадим вскочил, зашагал по комнате из угла в угол. – Но так ли это в самом деле? Не могу поверить!
– И все-таки, если поверить, то странные и до сих пор необъяснимые факты соединяются в стройную картину, – возразил ему Викентий. – У Берестовых больше нет детей, и со временем наследником всего огромного состояния становится Андрей Коробов… Уверяю вас: мать в нем души не чает и готова, похоже, на все ради него.
– Значит, факт подмены очевиден?
– Для меня, дорогой мой, очевиден. Но, увы, – недоказуем.
– Но почему? – воскликнула Люся. – А если Кочина узнает ту, которая брала у нее умершего младенца?
– Прошло много лет, может не узнать. А если узнает – то не Тамилу Борисовну, конечно же. Думаю, это рискованное поручение выполняла ее доверенная служанка.
– Та самая Зинаида?
– Скорее всего. И если уж очень припечет, во всем можно обвинить только Зинаиду. Но и до этого вряд ли дойдет. Ведь доктор Сойкин уже умер – я узнавал. А о наличии родимого пятна знал лишь он да князья Берестовы. И они погибли.
– Да-а, верно… – Голос у Люси стал разочарованным, растерянным. Она задумалась, но вдруг легонько вскрикнула: – Бог мой, Викентий! Тогда что же получается: настоящая княжна Берестова должна быть жива? Где же она?
– Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем. Первое, что приходит в голову, – ребенка подкинули в приют. Значит, затерялась среди других приютских детей. Если вообще выжила.
