– Сколько интересного произошло здесь рядом с нами! И поразительного. Эта история с княжной Берестовой… А с Максимом и Глафирой! Я все время думаю: что же будет с ними дальше? Викентий, как ты считаешь, Глаша вернется к Максиму? Или все же пострижется в монахини?
– А тебе как бы хотелось? – Он ласково глянул на жену.
– Господи, ты еще спрашиваешь! Знаешь, оказывается, Вадим все эти годы переводил жалованье Максима на счет в банк. Тот денег брать у брата не хотел, так – на карманные расходы. Вадим сначала с ним спорил, потом перестал и молча откладывал. Теперь у Максима приличная сумма, он может купить дом где-нибудь поблизости – в Лужках, например, или в Серпухове. Захочет, останется работать у брата, а нет – так заживет своим хозяйством, своей семьей. Они ведь с Глашей еще молоды, у них могут быть дети!
– Ты, Люсенька, уже все по полочкам разложила, целую жизнь для них спрогнозировала. – Викентий рассмеялся. – Тебе бы романы писать сентиментальные. Ну-ну, не обижайся! Сентиментальные – значит обращенные к чувствам людей, а это очень хорошо… Я тоже, честно говоря, хотел бы видеть этих двоих людей вместе. Сколько лет они любили друг друга, верность хранили! Теперь судьба словно вознаграждает их за это. Но, моя дорогая, заметь: Глафира несколько лет готовилась к постригу, к служению Богу. Сейчас она в счастливом шоке от встречи, но пройдет несколько дней… Кто знает?.. Не будем загадывать.
Они выехали из перелеска на тракт.
– Смотри! – Люся показала рукой вверх.
Коршун спикировал, казалось, прямо на них. Но в какой-то момент круто отвернул в сторону, лег на крыло и пошел резко ввысь, за лес. Через минуту скрылся с глаз. Викентий Павлович покачал головой:
– Надо же, словно попрощался!
Скоро они доехали до развилки.
– Викеша! – взмолилась Люся. – Я хочу поехать с тобой! Я ведь ни разу не видела ни маленького князя, ни девушку – княжну Елену! Это несправедливо!
– Что ж, поедем. Ты увидишь заключительный акт трагедии! Тем более что Саша уже там.
Их сын одновременно с ними выехал из «Бородинских прудов». Они направились к Сычихе, а мальчик с Максимом – в «Замок». Там их с нетерпением ждали: Сашу – Всеволод, Максима – Глаша. Петрусенко не боялся за сына, да и за князя Всеволода тоже. Был почти уверен, что у змеи уже вырвано ядовитое жало. Кроме того, и Максим, и сестра Аглая, и гувернантка-княжна не спустят с детей глаз…
Викентий и Людмила одновременно повернули своих коней на дорогу, ведущую в «Замок».
27
У ворот в имение стоял городовой. Он узнал Петрусенко, открыл ворота и отдал честь. В холле, у открытого окна сидел и курил пристав. Викентий Павлович порадовался за своих коллег из Серпухова: догадались оставить охрану. Что ж, это и понятно. В знаменитом имении совершено убийство, убийца еще не найден, женщина и маленький ребенок в опасности…
– Какие новости? – поинтересовался он, пожимая руку приставу.
– Здесь тихо, – ответил тот. – Утром госпожу Коробову навещал доктор. Она, конечно, в горе, но со здоровьем все в порядке. Тем более, от сынка получила весточку – он уже в части.
– Он знает о гибели отца?
– Знает, но поскольку похороны будут в Москве, поедет прямо туда.
– Как идут поиски убийцы?
– Ищем! – Пристав озабоченно покачал головой. – Оружия пока не нашли – сад очень велик. Да и в реку мог ведь убийца бросить, или унести с собой. В ближних селах людей расспрашиваем: кто кого видел… Я сам не суеверен, но все кругом только и шепчутся: «Призрак! Призрак!» Бог его знает!.. Пока еще ничего не нашли.
– Понятно… – Викентий Павлович задумался, потом спросил: – Госпожа Коробова – где она, не знаете?
– С полчаса как спустилась к себе в кабинет. Не выходила.
– А дети?
– Князь Берестов и мальчик, который к нему приехал утром, на веранде. С ними воспитательница и монахиня.
Викентий Павлович отвел жену в сторону.
– Ты, Люсенька, пойди сейчас на веранду, к детям. Саша тебя познакомит с князем. А также – с мадемуазель Элен и сестрой Аглаей. Смотри, не забывай, что для детей они зовутся пока еще так, как я сказал…
– Викентий!
– Не обижайся, я знаю, что ты все сделаешь как надо… Немного поговори и попроси женщин прийти сюда, ко мне. Сама же, пока нас не будет, попробуй подготовить князя к тому, что его сестра жива.
– Бог мой! Я так волнуюсь!
– Ты прекрасно справишься. Саша тебе поможет, хотя для него это тоже будет неожиданностью. А потом и мы подойдем, и все вместе окончательно все проясним… Ну, иди, вон в ту дверь.
Людмила ушла, дважды оглянувшись на него. Петрусенко подсел к приставу, достал трубку, тоже закурил. Впервые за все время этого неожиданного расследования он по-настоящему волновался. Пусть Коробова преступница, и преступница жестокая… Но то, что она сейчас услышит от него, от девушки и от послушницы – это и в самом деле поразительно. Он, следователь, знает, как при таком изобличении выворачиваются наизнанку души, и люди… Да, люди поступают непредсказуемо. Один может упасть и умереть от разрыва сердца, а другой – со звериной ненавистью броситься на «обидчика»…
– Сейчас я пойду в кабинет к госпоже Коробовой, – сказал Викентий Павлович приставу. – У нас там произойдет очень напряженный разговор. Прошу вас, будте настороже, могут произойти любые неожиданности.
– Слушаюсь! – В голосе пристава явно читалось недоумение, и Петрусенко добавил:
– Я потом все объясню. Скоро…
В холл уже входили княжна Елена и Глафира Рубцова. Девушка первая стремительно подошла к Викентию Павловичу. Она ни о чем не спросила, но взгляд ее был красноречивее слов.
– Все в порядке, – ласково сказал он, взяв ее за руку. – Вам больше не о чем беспокоиться. А вот госпоже Коробовой придется несладко.
– Значит, мы сможем доказать? Что она покушалась на Лодю?
– Да, все доказуемо. Однако – это для дальнейшего разбирательства. Сейчас вряд ли она потребует у нас доказательств… Так мне кажется.
Он улыбнулся и сказал Алене:
– Проводите нас в кабинет.
Но она все еще не двигалась. Потом спросила тихо:
– Викентий Павлович… А что ожидает Тамилу Борисовну? Какое наказание?
Петрусенко пожал плечами:
– Могу сказать только одно: суровое.
Вдруг девушка закрыла ладонями лицо.
– Нет, я не хочу!..
Викентий Павлович и Глафира переглянулись. Женщина тут же обняла девушку за плечи, прижала к себе. Подняла взгляд на следователя: в нем были печаль и понимание. Он тоже понимал чувства Елены, но все же сказал:
– А если бы она сумела свои планы осуществить?
