– Врачу, например, кем и является муж актрисы – доктор Криппен.
– Вот именно! И теперь невозможно определить, чье это тело. Даже такой великолепный специалист, как Огастес Джозеф Пеппер, не в силах этого сделать! А ведь он – главный патологоанатом английского министерства внутренних дел!
– Да, я тоже о нем слыхал, – кивнул Викентий Павлович. – Лет восемь или девять назад он прославился именно как судебный медик. Если не ошибаюсь, тогда тоже невероятно трудно было определить жертву – тело пролежало в заполненной водой могиле три года. Но доктор Пеппер не только точно выяснил личность девушки, но и определил, что она была именно убита.
– Я помню это дело! Но сейчас он уже бьется почти две недели, но пока безрезультатно.
– А я читал, что якобы доктор Пеппер нашел клочок кожи, а на нем – следы операционного шрама. Не поможет ли это ему?
– Ну, если он сумеет по этому клочку доказать личность убитой – останется навсегда в истории медицины! Он даже взял себе в помощь своего ученика, доктора Спилсбери.
– Нет, это имя мне незнакомо, – пожал плечами Викентий Павлович. – А вообще, это лондонское убийство как будто перекликается с нашим: муж убивает жену. Но наше уже раскрыто и доказано, а там – кто знает… В самом ли деле убитая – актриса Кора Криппен? В самом ли деле убийца – ее муж? Хотя сам факт его побега красноречив.
– А-а, дорогой господин Петрусенко, так вы не знаете последних новостей? Уже обнаружены доктор Криппен и его любовница-секретарша! Причем в таком романтическом виде!
Бероев радостно потирал руки: у него был вид первооткрывателя.
– Нет, я ничего не знаю! Наверное, это произошло в последние дни?
– Буквально вчера печатали все газеты. Британский пассажирский пароход «Монтроуз» идет в Канаду. По пути, в Антверпене, на борт поднимается пожилой англичанин с сыном-подростком. Капитану бросаются в глаза какие-то странно женоподобные манеры подростка. Он принялся за ними наблюдать: отец с сыном показались ему скорее похожими на влюбленных. Он по телеграфу передал свои подозрения, и сейчас за «Монтроузом» на другом пароходе гонятся два сотрудника Скотленд-Ярда!
– Хороша история! Я думаю – если это и вправду Криппен, английские коллеги его не упустят. А вот доказать его виновность будет потруднее…
Когда доктор Бероев ушел, Викентий Павлович все же встал и прошелся к двери. «Прошелся» – сильно сказано! Едва он ступал на больную ногу, ее, как грозовым разрядом, пронзало болью. К тому же она еще не разгибалась как следует, оставалась полусогнутой. Но Викентий Павлович очень надеялся на обещание доктора Бероева – со временем все пройдет, все наладится. Несколько обратных шагов – до кровати – он прошел, сжав зубы, но стараясь не щадить ногу. И почувствовал прилив радостной уверенности: через несколько дней он будет ходить… почти нормально!
В этот день его навестил еще и пристав. Рассказал, что тело исправника Макарова по распоряжению начальства уже отправлено в губернское управление полиции. Он сам написал короткий рапорт, в котором отметил, что господин следователь Петрусенко сам составит подробный отчет, как только поправится.
Юлиан Кокуль-Яснобранский пришел к нему на следующий день.
– О, наконец-то мой спаситель навестил меня! – встретил его радостным возгласом Викентий Павлович. И тут же добавил: – Небось раньше врачи не пускали?
– Верно, не пускали! – Юлик счастливо улыбался. – Я вижу, вы быстро поправляетесь? Отлично! А то, когда я вас привез, да и на следующий день вы были просто между жизнью и смерью. А вот насчет того, кто чей спаситель, – это еще неизвестно! Скорее – вы мой!
– Если вы говорите о душе, – Викентий Павлович с улыбкой посмотрел на молодого человека, – то да, может быть, я и помог вам. А вот в прямом, физическом смысле… Мне ведь врачи сказали: если бы ваш спутник не перетянул так профессионально ногу выше раны и не остановил тем самым кровь – истекли бы вы, дорогой господин Петрусенко, кровью еще до того, как прибыли сюда. И мы, может быть, даже не смогли бы вам помочь… Вот что сказали мне доктора! Так что спасибо вам, Юлиан! Что я могу еще сказать?
Викентий Павлович медленно, осторожно спустил ноги с кровати.
– Ну-ка, Юлиан, подставьте плечо. Не бойтесь, не повисну на вас так, как давеча – всей тяжестью!
– А я и не боюсь… А разве вам уже можно ходить?
– Полагаю, что можно. Вы ведь курите? Здесь близко веранда с креслами – посидим там, подымим.
Когда они уже сидели на веранде и Петрусенко, раскурив трубку, молча следил за колечками дыма, Юлиан нерешительно спросил:
– Викентий Павлович, скажите, вы уже писали подробно обо всем, что произошло? Я имею в виду – доклад или рапорт… не знаю, как это у вас называется.
– Нет, дорогой, еще не писал. Отчет в губернское управление отослал здешний пристав, но там – только о вине Макарова и его самоубийстве. Коротко, без подробностей – да пристав подробностей пока и не знает. Так что подробный доклад мне еще только предстоит.
Он замолчал, пытливо посматривая на Кокуль-Яснобранского: молодой человек явно хотел его о чем-то попросить. Не решался. А Викентий Павлович почти что уже догадался – о чем именно. И спросил первый:
– Как чувствует себя ваша невеста? И ее семья? Тяжело им пришлось?
– Вы даже не представляете, насколько! – воскликнул Юлик. – Ведь они так любили его… Макарова. То, что он покончил с собой, – это для Кондратьевых спасение. Можно сказать, отвел позор от семьи. Город просто гудит от возбуждения…
– Представляю! – вставил Петрусенко.
– Но Кондратьевым больше сочувствуют, чем злословят. А вот теперь… Викентий Павлович! Нужно ли им новое потрясение? Особенно Наденьке! Ведь многие воспримут это именно как позор! А она замучает себя несуществующей виной, решит, что ее тетя погибла из-за нее!
– Успокойтесь, Юлиан. Никто ничего не узнает. Ведь только вам и мне известно о чувствах Макарова к девушке… Как я понимаю, она сама об этом не догадывалась?
– Ни сном ни духом! Любила его, как ребенок!
– Пусть так и останется. К его преступлению и к его смерти ничего не убавит и не прибавит то, что он был влюблен в вашу невесту. Я не упомяну об этом в докладе ни слова. Исправник Макаров убил любовницу, а потом и жену, которая обо всем знала и грозила ему разоблачением…
– Вы благородный человек, господин Петрусенко, честное слово! Вы еще раз спасаете меня – и Наденьку!
– А я рад, что в вас, Юлиан, это семейство нашло такую опору. Да я и сам почувствовал, что на вас можно опереться в трудную минуту! – пошутил он.
В этот момент дверь веранды распахнулась, и вбежала маленькая девочка в розовом платье в горошек, с бантом в светлых кудряшках:
– Папочка, вот ты где!
Она подбежала к отцу, но не ткнулась ему в колени, а осторожно погладила ладошкой забинтованную ногу. Сама же с откровенным любопытством уставилась на Юлиана. Викентий Павлович коснулся губами ее волос, сказал:
