А произошло все вот каким образом. Борис Аристархович не только покупал научные книги, но и посещал городскую бесплатную библиотеку, временами просиживая там подолгу. И однажды наткнулся на двухтомник под названием «Трактат о ядах, или Общая токсикология». Автором ее был француз Матье Жозеф Бонавантюр Орфила – человек, которого до сих пор в научных и медицинских кругах называли «родоначальником токсикологии», хотя этот свой труд он написал еще в 1813 году. На Бориса Аристарховича книга произвела огромное впечатление. Он решил, что нашел свое настоящее призвание, что отныне будет заниматься исследованием ядов. А главное – выявлением следов ядов в телах умерших при загадочных обстоятельствах людей. Именно из «Трактата» он сделал такой странный вывод: множество людей не просто умирают – их травят, в основном мышьяком. Но поскольку мышьяк не имеет особого запаха и вкуса, его легко подмешать в любую еду. А симптомы отравления мышьяком мало чем отличаются от симптомов дизентерии и холеры. Врачи же признавали, что одних данных патологоанатомического обследования очень мало, чтобы определить наличие мышьяка в организме умершего, – нужны химические исследования. И Борис Аристархович, вдохновленный, решил, что его миссия отныне определена!
Нет, он не пошел со своим предложением в судебные органы или в медицинские учреждения. Помимо того, что он был просто нелюдим, он хорошо понимал, что это вызовет насмешки и недоумение. Недоучившийся фармацевт хочет взяться за большие исследования! И потом, он привык работать в своей собственной лаборатории, никому не подчиняясь, ни перед кем не держа ответ. А главное – Борис Аристархович совершенно не ставил целью изобличать отравителей, помогать правосудию! Ему это было не нужно и совершенно безразлично. Он просто хотел искать следы яда из любви к опытам, к открытиям, к своей химии. И только!
Однако, чтобы заняться исследованиями, нужно было иметь доступ к мертвым телам. И Борис Аристархович довольно быстро нашел место санитара при морге – не слишком-то много охотников было на эту работу.
Разные люди, окончившие свой жизненный путь, попадали сюда, на прозекторские столы. И знатные горожане, и мещане, и неопознанные тела, найденные просто на улице. Но всех объединяло одно – сомнительные причины смерти. Врачи, препарирующие тела, более или менее точно определяли эти причины. Но санитар, которого за его интеллигентный вид и культурный разговор даже здесь называли по имени-отчеству, очень сомневался в правильности этих окончательных диагнозов. Он был убежден: больше половины умерших наверняка отравлены! Особенно те, кто при жизни был богат. Ведь отравить человека – так просто!
Борис Аристархович стал приносить из морга домой части внутренних органов мертвецов. Делать это было нетрудно, ведь сами патологоанатомы, закончив свою работу, не зашивали тела, оставляли это своим младшим ассистентам. А те не торопились взяться за дело в ту же секунду – перерывы иногда бывали больше чем по часу. И старательный санитар, никогда не отказывавшийся убирать в прозекторском зале и вечно ходивший со своей неизменной сумкой через плечо, незаметно уносил в сосуде с формалином все, что ему было нужно, – части селезенок, легких, кишечника, желудка… Никто никогда не замечал, что у мертвых тел чего-то недостает… Но все это было лишь прелюдией к той жизни, которую сам Борис Аристархович считал настоящей. Она начиналась вечером, в его доме-лаборатории. Здесь неутомимый исследователь резал на куски и варил в дистиллированной воде принесенный им «материал», несколько раз фильтровал, а полученную смесь обрабатывал азотной кислотой. Потом в ход шел углекислый калий и раствор извести, пока не получался осадок, который он высушивал. Все это он помещал в пробирку с древесным углем и накаливал на огне. В этот момент его возбуждение достигало наивысшего порога – Борис Аристархович ждал появления на стенках пробирки темных бляшек металлического цвета. Это были следы мышьякового ангидрида, которые он так мечтал увидеть! Но ни разу такое счастье не выпало ему, хотя он уже столько опытов проделал! Борис Аристархович убедил себя, что это – следствие несовершенства его аппаратуры. Вот если бы раздобыть аппарат Марша – стеклянную трубку подковообразной формы и определенной конструкции! Тогда, поместив в нее экстракт обработанных внутренних органов, обогащенный кислотой, можно было бы получить мышьяковистый водород, а из него – те же бляшки металлического мышьяка. Этим аппаратом обнаруживается даже малейший след мышьяка! Но как достать его? В продаже аппарата Марша не бывает, украсть из какой-нибудь лаборатории невозможно… Помог Борису Аристарховичу его друг и бывший начальник Келецкий: выписал из столицы, со склада медицинских приборов, якобы для больницы.
Химик-самоучка был на седьмом небе от счастья, получив аппарат Марша. Но, увы, и этот прибор не оправдал его надежды – следы мышьяка не выявлялись. Но Борис Аристархович не мог отказаться от своего убеждения: многие из внезапно умерших – отравлены. Он стал сомневаться: а не достался ли ему неисправный аппарат? И как раз в это время по городу пошли разговоры, связанные с кончиной самого богатого промышленника Федосова. Говорили о том, что Федосов много пил, у него болела печень, потом наступило резкое ухудшение, сильные боли – и смерть. Врачи определили раковую опухоль, но вскрытие не делали – родственники не разрешили. Упорные же слухи утверждали, что Федосов был отравлен, многие этому верили. Борис Аристархович поверил в это безоговорочно и понял – вот он, его настоящий шанс. В теле отравленного промышленника он обязательно найдет следы мышьяка! Нужно было только добраться до этого тела…
Бориса Аристарховича обнаружили кладбищенские сторожа ночью, когда он разрывал свежую могилу Федосова. Сначала его приняли за обычного мародера, снимающего с богатых покойников перстни, часы и даже костюмы. Но когда в полицейском участке проверили саквояж, который был с ним, и нашли медицинские инструменты для вскрытия – вызвали следователя. Следователю Борис Аристархович рассказал все, без утайки… Дело это наделало большого шуму в городе, о нем писали газеты. Обвиняемый вызывал и жалость, и омерзение, но и уважение к своему фанатичному увлечению. В его самодельной лаборатории побывали именитые химики и признали, что у этого человека несомненные способности к науке и исследованиям. Были некоторые сомнения в его психическом здоровье, но они не подтвердились. В конце концов суд присудил Бориса Аристарховича к трем месяцам наказания, которые он и отбыл в тюрьме. Вернувшись, он вновь пошел работать к Келецкому регистратором, продолжил свои опыты в домашней лаборатории. Но теперь заниматься поисками следов мышьяка у него не было возможности, и он переключился на исследования почвы, пыли, бумаги, тканей… Помогал, как и раньше, «химичить» Келецкому-старшему. Молодой контрабандист Виктор Келецкий тоже обращался иногда к нему за консультациями: чем, например, можно разбавить табак или какао-порошок, чтоб это было и незаметно, и безвредно…
Когда Виктор Келецкий начал изготавливать фальшивые деньги, он очень скоро вспомнил о Борисе Аристарховиче. Он не боялся довериться химику – слишком давно и хорошо знал его. Этот человек не пойдет доносить властям не только из-за давней дружбы и привязанности, не только из-за щекотливых махинаций, проводимых вместе со своим начальником. Виктор подозревал, что подобные вещи скользят мимо сознания и сердца Бориса Аристарховича, почти не задевая их! Главное для этого человека – его опыты, его исследования: ради них он пойдет на все, не думая о моральной стороне дела. Потому Келецкий-младший почти не сомневался, что «подцепит на крючок» Бориса Аристарховича, сделает его своим сообщником. И не ошибся. Тот сразу же увлекся идеей – со своей точки зрения, конечно. Стал сразу прикидывать, какие типы бумаги употребляются в кредитных билетах, в банкнотах – отечественных и зарубежных, какими химикатами пропитываются… Виктор пообещал ему, что у него будет прекрасная лаборатория, все необходимое для исследований, и Борис Аристархович без колебаний согласился переехать в любое место. Для него главным было – возможность экспериментировать. Ничто другое не удерживало его, ведь семьи у него никогда не было.
