Наверное, Келецкий сам был виноват: расчувствовался, увидев безупречные гравюры Замятина, дал ему денег. Впрочем, захоти Витенька уйти, он ушел бы и без гроша – для него деньги не проблема, в любом банке дадут кредит! Но перемену в настроении Замятина, его раздражение и нетерпение, Келецкий почувствовал сразу. И испугался. Уезжая, предупредил Григория, Михаила и особенно сторожа, чтобы присматривали хорошо за новеньким гравером – не дали ему уйти незаметно! Сам, чтоб не провоцировать Замятина, долго не приезжал на ферму, но постоянно присылал Савелия – проконтролировать. Через Савелия ему докладывали, что Витенька вроде бы поутих, смирился. И хотя настроение у него угнетенное, работу делает – обновляет старые, уже сработанные гравюры. Келецкий немного успокоился, вот тут-то и случилось – Замятин попытался удрать! Сторож его задержал и даже связал – так тот буйствовал!
Толковый мужик этот сторож Тихон, Келецкий очень доволен, что в свое время взял его в группу. Он еще молод – слегка за тридцать, плечист и силен, лицо простоватое, веснушчатое, глаза светлые, почти бесцветные. Он был чухонец, откуда-то из-под Выборга, угрюмый, молчаливый. Биография у Тихона богатая: четыре раза под судом за кражи. Но все же главного наказания он сумел избежать, иначе не ходил бы теперь на свободе, а отбывал бессрочную каторгу. Однако Келецкий знал об этом деле, Тихон сам, гордясь, рассказал ему… Несколько лет назад в Киеве и пригородах действовала жестокая и ловкая банда «душителей». Они нападали главным образом на извозчиков, душили до смерти и грабили. Долго оставались неуловимыми, но потом их притон – сторожка в районе Подола – был выслежен. Полицейские устроили засаду, повязали всех, кроме Тихона. Тот был тогда молодым парнем, крутил любовь с дочерью хозяина сторожки – караульщика. Она, пока шла драка, стоял шум и гам, сунула его в подпол в своей комнате, накрыла половицы ковриком и упала на этот коврик «в обморок»… Потом, в другие годы, Тихона еще дважды арестовывали, но ни разу он не был узнан как член банды «душителей». А пристал он к фальшивомонетчикам еще в Курске – подсел в пивной лавке к Степану, назвал его по имени. Оказалось, они сидели в одной камере в тюрьме. Степан рассказал о Тихоне Келецкому – то, что знал: сильный, отчаянный, молчаливый, теперь скрывается. Виктор решил, что такой человек им не помешает, но сначала сам встретился и поговорил с Тихоном. Так чухонец оказался в группе. Именно он и задержал Замятина, когда тот попытался уйти ночью в город.
Поначалу Витенька Замятин не собирался скрывать своего намерения. Он заявил Борису Аристарховичу, что ему надоело ждать приезда Виктоˆра, а уж тем более – слушаться чьих-то запретов!
– Сегодня, так и быть, доделаю последнюю гравюру, а завтра уйду в Варшаву! Пойду пешком, а по дороге какой-нибудь экипаж подберет. Или крестьянская телега – все равно!
– Не надо этого делать, – спокойно и вежливо сказал ему химик. – Вы, господин Замятин, слишком ребячливо относитесь к своему положению. Здесь люди серьезные, вам уйти не дадут.
Витенька готов был взорваться, заявить, что никого не боится, но в голосе Бориса Аристарховича было что-то… какая-то скрытая угроза. И Замятин сумел сделать почти невозможное – придержать свои эмоции. Даже притворился, что успокоился, передумал. Закончил две гравюры, начал для вида новую… А на третью ночь вылез из окна своей комнаты, перелез через невысокий забор, перебежал поле… Он шел уже по дороге и даже начал напевать, с радостью ощущая свою ловкость, свободу, представляя, как придет в гостиницу, найдет Виктоˆра и скажет весело: «Мы в расчете! И не бойся – болтать ни о чем не стану!» А потом они вместе пойдут в казино, в ресторан, и он таки угостит этого мошенника из собственных заработанных денег…
Здоровый чухонец Тихон шагнул прямо на него из темноты совершенно бесшумно. Сшиб одним ударом на землю, воткнул в рот грязную тряпку так, что Замятин чуть не задохнулся, заломил руку за спину, одним рывком поставил вновь на ноги и погнал пинками перед собой обратно на ферму. И все – молча! Витенька был настолько ошеломлен, что почти ничего не соображал, когда Тихон и пришедший ему на помощь Григорий связали его и бросили на кровати в комнате. Кляп изо рта вынули, но пить и есть не давали, пока днем не приехал из города Виктоˆр.
– Дурашка ты, – сказал он ласково, дав Замятину помыться, переодеться и поесть. – Ну почему не подождал еще немного? Нельзя так в серьезном деле, да еще противозаконном! Пойми, мы должны защищать себя…
Но Витенька мрачно цедил сквозь зубы одно:
– Больше я на вас не работаю! Мерзавцы!
За все двадцать восемь прожитых им лет никто никогда его так не оскорблял! Но в конце концов ему пришлось согласиться на условия Виктоˆра.
– Мы скоро отсюда уедем, – сказал тот. – Становится опасно. Куда уедем – ты знать не будешь и потому угрозы для нас не представишь. Но до тех пор останешься здесь и, чтоб не даром, – сделаешь еще несколько гравюр. Хорошие деньги получишь! И – расстанемся навсегда!
Когда Виктоˆр уезжал, он похлопал Замятина по плечу:
– Потерпи немного. Но не дури! У моих ребят руки тяжелые, сам видишь! А они теперь с тебя глаз не спустят…
Закрыв за собой двери комнаты, где остался Замятин, Келецкий сразу пошел в сарай, в лабораторию к Борису Аристарховичу. Тот, как обычно, возился со своими пузырьками и ретортами, вскинул вопросительный взгляд на Виктоˆра. Тот кивнул:
– Да, вы оказались правы. Выпускать его отсюда нельзя – дурак спесивый, да и слабоумный… Что ж, давайте, Борис Аристархович! Вы у нас специалист по ядам… Пусть мой именитый тезка отойдет в мир иной безболезненно. Надо быть милосердными!
Химик два часа назад сам предложил отравить Замятина в целях безопасности. И теперь, после разговора с Витенькой, Келецкий убедился, что это сделать необходимо. Тому же Тихону не составило бы труда зарезать Витеньку, как куренка. Но Келецкий брезговал такими способами. То ли дело безболезненный яд – чисто, благородно! Да и Борису Аристарховичу нужно дать возможность поэкспериментировать на живой натуре. Виктоˆр видел – ему этого очень хочется…
Замятин умер на следующий день. Он не ел теперь за общим столом – забирал свою порцию и уходил к себе. Это оказалось для отравителя очень удобно. Через полчаса, постучав в двери комнаты, Борис Аристархович зашел и увидел Замятина, лежащего на кровати. Тот уже был мертв. Химик хорошо представлял, как все произошло: минут через десять после еды у парня закружилась голова, и он сам прилег, через пять минут впал в небытие и умер, так и не поняв, в чем дело. Спокойное выражение лица покойного подтверждало – все произошло именно так. Борис Аристархович был доволен своей работой!
Похоронили Замятина в сумерках, в поле за фермой. Землю выровняли, а через несколько дней свежей вскопки уже не было заметно – прошли дожди, подсушило солнце, проросла молодая трава…
Где-то через месяц Келецкий стал серьезно думать о переезде в Германию. Производить фальшивые марки нужно было именно там же, на месте, и распространять, не связываясь с рискованным провозом через границы. Но где, в какой части Германии обосноваться? Чтобы было и удобно, и безопасно?.. Именно тогда Келецкий вспомнил один свой разговор с Замятиным. В первое время, когда Витенька увлеченно работал над гравюрами и был в прекрасном настроении, они при встречах много разговаривали. И Замятин стал однажды вспоминать, как еще подростком ездил с родителями в курортный город Баден-Баден, в горах Шварцвальда. Ему там очень нравилось, но особое впечатление на него произвел старинный замок – местная достопримечательность. Витенька со смехом пересказал легенду о графине Альтеринг, которую там называют Кровавой Эльзой. Причем утверждал, что легенда легендой, но есть исторические документы, подтверждающие, что графиня и в самом деле была женщиной развращенной, извращенной и вообще настоящим упырем. Витеньку Замятина еще в те, совсем юные годы такая необычность характера скорее привлекала, чем отталкивала. Он рвался побывать в замке, но этого сделать не удалось. И хотя родители, привыкшие исполнять все его желания, обращались даже к местным муниципальным властям, им категорически отказали. Заявили, что дорога к замку Альтеринг опасна для жизни, проход туда запрещен и охраняется полицией. Не удалось уговорить стать проводником ни одного из местных жителей – они все ужасно суеверны и боятся призрака страшной графини…
