— Да. Вы изучаете, что произошло в последнее время в жизни Рэйни, и самое очевидное здесь то, что она снова начала пить. Это отвлекло ваше внимание, вы принялись обыскивать бары и допрашивать подвыпивших незнакомцев. Но каково было еще одно, главное, изменение в ее жизни? Рэйни и Куинси перебрались в Бейкерсвилл. Рэйни вернулась домой — и попала в беду.
Кимберли покачала головой:
— Я пока не могу понять…
— Она никогда не рассказывала тебе, что убила человека? — спокойно спросил Люк.
— Нет…
— Лукас Бенсон пятнадцать лет числился пропавшим без вести. Всего лишь восемь лет назад Рэйни призналась, что, когда ей было шестнадцать, она убила его и закопала труп. Дело было передано в суд, но ее оправдали из-за смягчающих обстоятельств. Лукас изнасиловал Рэйни и убил ее мать, когда та попыталась вмешаться. Естественно, в следующий раз, когда Рэйни увидела, как Лукас бродит возле дома, она выстрелила первой.
— Я слышала эту историю. Ей до сих пор трудно об этом говорить.
— Суть в том, что Рэйни созналась, показала, где зарыла тело, и уехала из города.
— Ты думаешь, теперь, когда она вернулась, Лукас восстал из мертвых?
Он как-то странно посмотрел на нее:
— Не Лукас, конечно. Разве Рэйни тебе не сказала? У Лукаса был сын.
Глава 24
Вторник, 20.26
Шелли Аткинс ненавидела кофе. В этом она была не одинока. Утомительные бдения, долгие ночи, ранние подъемы — горький, отвратительный кофе был в таких случаях оптимальным вариантом. Но честное слово, весь мир меняется, когда берешь пакетик травяного чая.
Шелли не могла позволить себе отличаться от остальных. Женщина, облеченная властью, — в мире, где власть в основном принадлежит мужчинам. По крайней мере она некрасива — это и хорошо, и плохо. У нее широкие плечи, мускулистые руки, сильные ноги. Она могла вспахать поле, взбить целую бочку масла и поднять теленка. В здешних краях эти качества очень ценились.
Как бы то ни было, она не создана для брака. А может, не встретила нужного человека. Кто знает? Шелли всю юность провела на ферме, но зрелые годы приберегла для себя.
Она вышла из командного центра и спустилась в холл. В этот час здание уже обезлюдело, двери закрылись для посетителей, сотрудники департамента закончили работу. Шелли направилась в угол, украшенный великолепными оленьими рогами, вытащила из нагрудного кармана пакетик ромашкового чая и опустила в стакан с кипятком. Накрыла стакан крышкой, оторвала от пакетика болтающуюся нитку — никто ничего не заподозрит.
У всех есть свои маленькие секреты, сухо подумала она и вдруг погрустнела: ее секрет как раз ей под стать. Шелли было почти пятьдесят. Иногда она собиралась съездить в Париж и переспать там с каким-нибудь художником — просто чтобы было о чем вспомнить в старости. Может, в Париже ее сочтут экзотичной. Тамошние женщины такие бледные и бесплотные. Конечно, где-нибудь найдется художник, который будет в восторге, если ему представится возможность написать портрет последнего представителя вымирающего племени — типичную американскую фермершу. Она будет позировать ему за плугом. Обнаженной.
По крайней мере ей будет о чем вспомнить во время грядущих бессонных ночей. «Я, Шелли Аткинс, однажды пригубила чашу жизни. Я, Шелли Аткинс, хоть на секунду почувствовала себя красавицей».
— О чем вы думаете?
Голос Куинси раздался словно из ниоткуда.
— Черт подери! — воскликнула Шелли. Она успела отстранить от себя стакан с горячим чаем, так что содержимое, слава Богу, выплеснулось на пол. Сердце у нее заколотилось, ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем руки перестали дрожать.
— Прошу прощения, — сокрушенно сказал Куинси. Теперь он находился в поле ее зрения, и Шелли поняла, что он последовал за ней из конференц-зала. Сейчас он выглядел лучше, чем час назад. Собранный, прямой, на щеках снова появился румянец. Черт возьми, Куинси был откровенно красив — и Шелли одернула себя: сейчас как раз не стоит об этом думать.
Она знала о Куинси больше, чем ему бы хотелось. Шелли была слегка помешана на расследованиях, и когда услышала, что в ее владениях, по слухам, появился настоящий агент ФБР, то разузнала об этом человеке все, что только смогла. Невероятные истории, жуткие преступления. Последние несколько недель она все пыталась набраться смелости и пообщаться с ним. Ей бы хотелось узнать о его работе, навести на разговор о самых сложных случаях. Шелли не знала, с чего начать, чтобы не показаться навязчивой.
Если честно, Шелли не так уж сильно хотелось поехать в Париж. Но она продала бы свою бессмертную душу, чтобы поступить в полицейскую академию в Квонтико. Если бы только Бейкерсвилл располагал такими средствами…
Шелли тяжело вздохнула. У нее нет никакой надежды, и в доме престарелых ей не о чем будет рассказывать.
— Как вы себя чувствуете? — неловко спросила она.
Куинси уже стоял рядом с ней. Высокий, худощавый, элегантный, с серебристыми прядками в темных волосах. От него пахло дождем и хвоей — он словно сошел с рекламного туристического плаката. Хотелось бы ей ничего этого не замечать…
— Видимо, не слишком хорошо, если меня все время об этом спрашивают, — сухо отозвался Куинси.
— Вы заставили нас поволноваться. Я никогда не видела, чтобы человека так скрутило.
— Когда вы приехали?
— Как раз в тот момент, когда вы схватили стул и попытались убить Кинкейда.
— Это был нервный срыв. Я мечтал убить сержанта Кинкейда с того момента, как он решил не выполнять требование похитителя. Потом я чуть не спятил от горя — и тут у меня появился шанс.
— А этот парнишка оказался очень проворным.
— Мак? Славный малый.
— И давно он встречается с вашей дочерью?
— Пару лет.
— Думаете, у них это серьезно?
— Не знаю. Кимберли редко обсуждает со мной свои чувства. — Куинси задумчиво склонил голову. — Но я бы не возражал. Каждый отец думает, что ни один мужчина не достоин его дочери, но в этом случае…
— Похоже, он сумеет с ней совладать, — договорила Шелли.
— Что-то вроде того.
— Она красивая. Вы должны ею гордиться.
— Кимберли красивая, умная и очень упрямая. Я невероятно горд. А как обстоят дела у вас?
— Мне нечем гордиться. Ни мужа, ни детей. — Шелли кивком указала в сторону конференц-зала. — Я занята только тем, что строю этих балбесов. Так что материнских забот мне хватает.
— Отлично сказано.
Шелли пригубила чай. Из-под крышечки вырвался пар, и Куинси вдохнул аромат.
— Ромашка, — определил он.
— Дам пятьдесят баксов, если не разболтаете.
