Он расправил плечи и собрался с духом, прежде чем взять телефон. Впрочем, это ему не помогло.
Кинкейд звонил не насчет Рэйни.
Он звонил насчет Кимберли.
Среда, 13.18
— Может быть, все не так плохо, как кажется, — настойчиво твердил Кинкейд. — Мак умудрился проломить запертые ворота фургоном, так что путь для службы спасения был открыт. Они уже там.
— Мне нужно с ней поговорить.
— Ей оказывают помощь. Как только состояние стабилизируется, вы сможете ей позвонить, я в этом уверен.
— Она моя дочь!
— Куинси… — Кинкейд секунду помолчал, подбирая слова. — Сегодня она отлично поработала.
Куинси опустил голову, ущипнул себя за переносицу.
— Она всегда отлично работает, — прошептал он.
— Эн-Эс вмонтировал в коробку какое-то устройство. Может быть, нашпиговал верхний этаж зарядами — мы пока еще не знаем. В ту секунду, когда сумка надавила своим весом на дно коробки… у нее просто не было шансов. И если бы Шелли не ворвалась в этот ад…
— Шелли? Шериф Аткинс?
— Да. Шелли вытащила вашу дочь.
— Простите. — Куинси был слегка удивлен. — Я подумал, что это сделал Мак.
— Нет, он находился за рулем фургона. А с ней была Шелли. Насколько я понял, она вбежала внутрь и вынесла Кимберли прямо из огня. Это был настоящий подвиг.
— С ней все в порядке? — быстро спросил Куинси.
Молчание.
— Кинкейд!
— Как раз сейчас ее отправляют в портлендскую клинику, — негромко ответил сержант. — Кажется… кажется, дело плохо.
Теперь замолчал Куинси. Сначала детектив Гроув, теперь — Шелли и его собственная дочь. Кто следующий?
— Есть новости от Даничича? — спросил он, хотя и так знал ответ.
Кинкейд ответил:
— Нет.
Среда, 13.20
Мак чувствовал себя так, словно за эти пятнадцать минут постарел на пятьдесят лет. Кимберли обожгло гортань, трахея распухла, и доступ кислороду был перекрыт. Медики ввели ей трубку — Мак подумал, что во второй раз он вряд ли захочет на это взглянуть.
По крайней мере врачи были явно довольны результатом. Щеки Кимберли порозовели, грудь начала ритмично подниматься и опускаться. Можно было бы подумать, что она просто спит, если бы не опаленные волосы, перепачканная сажей одежда и запах гари. Однако она выглядела куда лучше, чем Шелли Аткинс.
К моменту прибытия «скорой помощи» обожженное тело Шелли превратилось в сплошной пузырь, руки и ноги чудовищно вздулись. У нее хватило благоразумия обвязать лицо рубашкой. А руки и плечи — увы…
Маку доводилось лишь читать о подобном, но видеть своими глазами не приходилось. От запаха сводило желудок, и Митчелл в один миг позеленел. Однако Мак держался, когда они подбежали к Шелли с аптечкой, когда пытались прикрыть страшные ожоги смехотворно маленькими кусочками стерильной марли. В ту самую минуту, когда у нее случился болевой шок, Мак понял, что Кимберли тоже перестала дышать.
Он еще в жизни не был так счастлив увидеть машину «скорой помощи». Счастлив до безумия. В глазах у него стояли слезы, он все пытался объяснить, что случилось, что нужно Кимберли, что нужно Шелли, пока врачи не отодвинули его и Митчелла в сторону и не принялись за дело. У них было в десять раз больше сноровки и в десять раз больше медикаментов, а Мак и Митчелл просто стояли рядом, потрясенные, и твердили друг другу, что все будет хорошо.
Носилки с Кимберли задвинули в машину, а за Шелли прибыл вертолет. Мак и Митчелл помогли погрузить шерифа. Потом вертолет улетел, Кимберли увезли — а им осталось лишь надеяться на лучшее.
Прошло всего двадцать минут, но это были самые долгие двадцать минут в жизни Мака. И он даже не смог поехать с Кимберли. Он не был ее мужем — всего лишь любящим ее мужчиной.
Он стоял перед побитым фургоном и думал о кольце. Хотелось бы ему, чтобы Кимберли сегодня его надела — хотя бы на цепочке вокруг шеи. Если не для себя, то для Мака — он бы увидел и понял, что Кимберли согласна, что она признаётся ему в любви. Что они были счастливы — до того, как все это случилось.
Наконец он залез в машину. Митчелл сел позади. Поскольку выбора не оставалось, Мак занял место водителя и включил зажигание.
И тут Митчелл сказал:
— Черт возьми! Посмотри-ка!
Глава 45
Среда, 13.22
Рэйни набрала номер мобильника Куинси, прижала трубку к уху и затаила дыхание, услышав гудки. В животе у нее что-то задрожало — словно она была школьницей, которая собиралась пригласить парня на свидание и не знала, что он ответит.
— Куинси слушает, — ответил он, и Рэйни пришла в такое волнение, что не смогла произнести ни слова.
— Кто это? — резко спросил он.
Она начала плакать.
— Рэйни! О Господи, Рэйни! — Раздался скрежет, потом ругательство. Он, видимо, вел машину и теперь резко остановился на обочине.
— Не вешай трубку! — крикнул Куинси. — Не вешай трубку, скажи, где ты! Я еду к тебе, я еду! — В его голосе звучало точно такое же отчаяние, которое испытывала она сама на протяжении нескольких последних дней.
Рэйни заплакала еще громче — тяжелые, хриплые всхлипы отзывались в груди, головная боль усилилась. Ей казалось, что ее тело вот-вот разорвется на части, эти слезы стали последней соломинкой. Но она не могла остановиться. Она качалась взад-вперед, прижимая трубку к губам, и наконец выдохнула те единственные слова, которые имели какое-то значение:
— Я… люблю… тебя…
— Я тоже тебя люблю. Прости меня, Рэйни. Прости… за все. — А потом еще более настойчиво: — Где ты, Рэйни?
— Не знаю.
— Рэйни…
— Не знаю! В доме. С подвалом. Дом заливает, мы замерзли, Дуги плохо, и мне тоже плохо, мне нужно лекарство. Голова страшно болит — я знаю, надо было тебе сказать…
— Да, паксил. Мы все выяснили. Мы привезем его с собой. Помоги нам, Рэйни. Помоги найти тебя.
— Темно… — прошептала она. — Здесь темно… Окна, стены… Он все закрасил черной краской.
— Сколько вы туда ехали? Ты помнишь?
— Не знаю. Наверное, он вколол мне наркотик. Дорога была плохая. Но я чувствовала запах океана. Может быть, это где-нибудь на берегу?
— Ты знаешь, кто это, Рэйни?
— Я видела только яркий свет.
— Он ослепил тебя?
— Да. А теперь мы в темноте.
— Ты знаешь, где он сейчас? — твердо спросил Куинси.
— Понятия не имею.
— Хорошо. Оставайся на связи, Рэйни. Не смей класть трубку. Я отслежу звонок.
